В.С. Аксакова. 1855 год - 21

 7 апреля. Пятница. Все время от лихорадки не была в состоянии записывать. Сегодня получены важные известия. Запишу их, хоть вкратце, чтоб не перепутать после.

Иван пишет нам всякую почту и сообщает все слухи; сегодня уже не слухи, а факты, и страшные. Началось бомбардирование Севастополя со второго дня светлого праздника, именно 28-го числа, это же известие прочли мы и в "Московских ведомостях", полученных сегодня. Два дня продолжается канонада и еще продолжалась в минуту отправления курьера.

С нашей стороны уже потеряно 800 человек убитыми и ранеными. Ужасно! Наконец все эти 6-месячные приготовления завершились давно ожидаемым событием, но чем завершится это событие, никто не знает, но да поможет Господь нашему воинству, да заступится Господь за правое дело, прощая грехи наши! Что-то там теперь? Может быть, уже все решено, но какой бы ни был исход, Боже мой, сколько жертв, сколько ужасов, страданий человеческих!..

Странно, в народе ходили слухи о страшном сражении, бывшем на святой, прежде нежели известие о том могло достигнуть наших мест, и теперь прибавляют, что сухопутные наши войска напали на неприятеля и много его утеснили. Будем ожидать дальнейших извещений. Это только первая телеграфическая депеша. В ней прибавлено, впрочем, что наши батареи нанесли много вреда неприятелю. Да смилуется Господь над нами!

Иван пишет, что из Петербурга пришли достоверные слухи, что Венская конференция рушилась война, и что ополчение будет распространено и на другие губернии. Это похоже на правду, судя по всем иностранным известиям, но что за путаница! Вместо того чтоб разъясняться, настоящие события все более и более усложняются или беспрестанно принимают совершенно другой вид и являются с другой, новой, стороны неожиданно. Так, например, теперь казалось, чего определеннее положения Англии, Франции, и Австрии в отношении России и их взаимные отношения между собой, и вдруг среди самых конференций совершаются такие превращения, что в изумлении читаем. Австрия печатает уже две статьи в Аугсбургской газете, в которых прямо высказывает, что для Германии и Австрии всего опаснее перевес силы западных держав на востоке и что Австрия еще подумает, не лучше ли будет ей действовать заодно с Россией, в пользу христианских народов, находящихся под игом Турции, и что намерение западных держав ясно, т. е. завладеют Турцией и торговлей и т. д.; что влияние России на христианские народы всегда будет преобладать над влиянием других наций, и что не лучше ли помочь этим христианским трудолюбивым племенам, нежели расслабленной Турции, что, конечно, Пруссия в таком случае поддержит Австрию, как бы сознавая затруднительность для Австрии выхода из союза с западными державами, и что то же Пруссия хорошо сделала, что себя не связала никакими обязательствами и оставила за собой свободу решения и взгляда. Если сообразить, что и Пруссия что-то вдруг не давно вступилась за права покровительства России над православными христианами на восток, что как-то особенно выражает сочувствие к русским царям и даже их политике, то можно заключить, что тут явились новые соображения и расчеты, в которых, вероятно, не обошлось без участия и дружеского совета австрийского агента, управляющего нашей дипломатией, т. е. Нессельроде, как я его разумею. Он еще давно в одной из официальных статей говорил, обращаясь к иностранным державам: "Что вы стараетесь ослабить материальную силу России, вы попробуйте ослабить ее духовно-нравственное влияние над христианским народом, вот ее истинная сила". Вероятно, он и теперь шепнул об этом слово, а главное, уведомил, что со стороны нынешнего государя России, нечего ждать Австрии пощады, если она будет против. - Вот они и вздумали всего лучше вместе с Россией освобождать христиан из-под ига турок, надеются таким образом и разделить ее влияние над этим народом, и не потерять союза с ней, а подлая мошенническая Австрия надеется таким образом сохранить за собой своих славян, да еще чего доброго потребует помощи против французов от нас за такое самопожертвование, и мы по мошенническим хлопотам Нессельроде пойдем еще ее выручать. Что-нибудь да в этом роде делается! Недаром пишут, что хотя конференции на время прекращены, но частные переговоры о третьем пункте (т. е. о владычестве России на Черном море) продолжаются между австрийскими, и германскими, и русскими уполномоченными. Тут, вероятно, работает этот изменник Нессельроде. Об одном заботится, чтоб среди этого всеобщего землетрясения сохранить во что бы то ни стало союз России с Австрией, так как без того Австрия бы погибла. Он запутал и запугал государя Николая Павловича, представляя ему его обещания сохранить Sainte Alliance (Священный союз), которая давно уже была нарушена самой Австрией, или пугая его ее необъятными войсками, возбуждая в нем недоверие к сочувствию славян. Конечно, он знал не хуже других, что для Австрии война с Россией была бы гибелью, что стоило бы объявить только войну Австрии, чтоб в ту же минуту распалась она вся, что вся ее армия не пошла бы ни за что на Россию, что все народы, ее составляющие и ненавидящие ее, отложились бы от нее, и для того этот злодей и изменник сгубил Россию, из самого выгодного положения привел ее в самое затруднительное, старался перед глазами всех унизить ее, сколько только было для него возможности; овладевши и запутавши Николая Павловича, он довел бы, Бог знает до чего, Россию, но Бог не допустил. Он виновник всей той напрасно пролитой крови наших несчастных войск. Но напрасны ли были все сражения на Дунае? Война неизбежна, но только в положении, тысячу раз труднейшем, должны мы будем вести ее, и теперь еще он будет ее тянуть для того, чтоб побольше собралось войска французского и английского и в Турции, и в Азии, где до сих пор, по их собственному признанию, не было вовсе армии. А Бебутов был остановлен в своих блестящих победах, и теперь всю зиму под Севастополем неприятель был в таком положении, что овладеть им было легко в сравнении с теперешним его положением, когда он в силах напасть на нас. Я убеждена, что он старался всеми силами, сколько от него зависело, чтоб англо-французы овладели Севастополем, надеясь, что тогда все бы кончилось выгодой для Австрии и иностранных держав. И теперь мы должны будем идти в Турцию, но когда? Тогда, когда она будет наводнена войсками Франции, когда везде будут укрепления, когда каждый шаг будет нам стоить потоков крови. Признаюсь, не желаю ему ни смерти, ни даже болезни, но дай Бог, чтоб он был отстранел от участия в делах России, от возможности губить Россию и единоверных наших братии. Зачем государь Александр Николаевич употребил его в этих переговорах? Но все же он ему, кажется, полной воли не дает. Напечатано, что Нессельроде отвечал categoriquement (категорически, (фр.)), что об ограничении силы России в Черном море и вопроса быть не может (т.е. о разорении Севастополя) и об ограничении числа кораблей в случае открытия свободного входа в Черное море кораблям военным всех наций - это даже Австрия находит ignominie (позором (фр.)) для России, то есть потому, вероятно, что это было бы невыгодно для Австрии, но, кажется, и сам Нессельроде дает им знать, что другого рода ограничение владычества России можно требовать, и по всему видно, что с нашей стороны уже дано согласие, чтоб Англия и Франция строили крепости на другом берегу Черного моря и около Константинополя и имели бы сколько угодно кораблей, если на это согласится султан, но Англия на это не согласна потому, что это значило отдать владычество Франции. Иван пишет, что предполагаемый приезд государя Александра Николаевича не состоится (его ждали на днях в Москву и к Троице с братьями, возвращающимися в Севастополь), по болезни матери его, которая очень и очень больна. - В Петербурге нового ничего особенного нет, все еще ждут, но, кажется, все же будет полегче.

Наконец, в газетах есть несколько слов о впечатлении, произведенном на Грецию кончиною православного русского царя. Удивительно, нельзя было читать без восхищения и умиления, как, несмотря на ужасный гнет и почти завоевание, в котором находится теперь этот несчастный народ, он выразил свое сочувствие и любовь к России и к православному государю. При совершении панихиды по государю Николаю Павловичу народу было столько, что греческие священники принуждены были совершать ее под открытым небом, и при провозглашении вечной памяти весь народ повторял эти слова; в домах были вывешены черные платки, все носили черный креп. Речь Иннокентия нашего при благословении знамен была переведена на греческий язык и напечатана в Афинах, в двух журналах. Можно себе представить, какое она производила впечатление на греков, но зато пострадали журналисты! (Были преданы суду.) О! когда-нибудь да дорого расплатятся англичане и французы за эти беззаконные, бесчеловечные, разбойнические поступки! - Боже мой, когда же наступит день освобождения для этих несчастных народов, но видно, что и все мы согрешили, что не допускает Господь совершить нам этот подвиг! - Каков наш Иннокентий, да поможет ему Бог в его действиях! А Филарет, как скупец, сидит над своим сокровищем, и ни сам не пользуется, ни другим не дает. Какой плод от его ума, от его необыкновенных даров, - только душит все живое, и в себе заморил! Как ни одного слова сочувствия, или одобрения, или утешения, или укора не сказать во все это время при таких страшных великих событиях, которые и самых пустых людей заставляют содрогнуться и познавать великую волю Божию, совершающуюся ясно пред всеми! Недавно читали мы его проповедь, говоренную на день св. Алексия митрополита; он коснулся обычаев и предания о вреде моды и в том числе упомянул об употреблении табака, как худородного зелья, дошел было до зла подражания иностранцам, которые так действуют теперь не христиански, и тут, как будто испугался, внезапно прекратил речь.

В "Московских ведомостях" напечатана ода на восшествие на престол Александра Николаевича М.А. Дмитриева. Видно, как он искренно обрадовался новому царствованию, как возродились в нем надежды. Несмотря на торжественные и сильные выражения сочувствия, впрочем совершенно приличная ода, она поражает своею смелостью, потому что такое намеренное умолчание о Николае Павловиче в тех именно местах, где, кажется, хоть из приличия нельзя было не упомянуть о нем, бросается всем в глаза. И это должно огорчить государя Александра Николаевича, хотя ода не может ему не быть приятна. Даже все советы автора оды новому государю служат как бы косвенно укором прежнему государю.

Недавно были напечатаны в "Московских ведомостях" прежние прекрасные стихи Жуковского на день рождения в Москве ныне царствующего государя, в них много высказано свободы мысли и желаний прекрасных. "Обманет ли сие знаменование?" - можем все повторять. Еще ничего, ничего нельзя сказать утвердительного теперь. - Всех смущает возрастающее значение Ростовцева, его называют Мазарини. Иван сам пишет, что ополчению предназначается вовсе не блистательное поприще, по крайней мере на первый раз: оно будет разделено по дивизиям армейских полков и будет таким образом составлять чернорабочий батальон при войсках.

В субботу получили мы еще письмо от Ивана: известий никаких из Севастополя. Странно, как после такой депеши не посылать каждый день депешу о ходе дела, каково быть в неизвестности. Что-то там делается, Боже мой, что уже сделалось, может быть!

Иван старается объяснить и оправдать свое вступление в ополчение, потому что, конечно, оно более похоже на набор, нежели на вольное ополчение, и особенно при переговорах о мире, и потому не могло возбудить сочувствия. Он надел мундир, был в нем на вечере и привел "в зависть и восторг всех", как он сам пишет. Хомяков, странно, всех посылает в ополчение и сердится на Самарина и Елагина, что не пошли. Получивши письмо Ивана, Константин, который и прежде собирался в Москву в этот день, тотчас же и поехал.