27.04.1905
С.-Петербург, Ленинградская, Россия
Закрылась выставка раньше предполагаемого срока, так как Таврический дворец был отдан под Государственную Думу и должен был в спешном порядке перестраиваться. Увы, новый зал Думы, бесстильный и некрасивый, представлял большой контраст со всем тем, что блистало великолепием на том же самом месте. Лишь большой колонный зал, где перед этим были развешаны великолепные портреты екатерининского времени, остался почти нетронутым, и он стал прозаическим и шумным «кулуаром» нашего недолговечного парламента.
Историческая портретная выставка была заключением всей художественной деятельности Дягилева в России[i]. С 1906 г. он начал за границей новую блестящую деятельность — ознакомление Запада с русским искусством, которое одержало ряд побед и, можно сказать, покорило Европу. Он начал с концертов русской музыки и русских оперных спектаклей и одновременно с большой ретроспективной русской выставки[ii] в Париже (Grand Palais) и затем в Венеции и в Берлине, на которой были и многие портреты с выставки в Таврическом дворце. С 1909 же года, то есть спустя четыре года после Исторической выставки в Петербурге, он, как известно, всецело отдался пропаганде в Европе русского балетного искусства. «Saisons Russes» Дягилева давались ежегодно в Париже, Лондоне, Берлине, Барселоне и продолжались два десятилетия, до самой его смерти, на 57‑м году его замечательной жизни.
Зимой 1954 – 1955 гг. в Лондоне была выставка, посвященная Дягилеву, по случаю 25‑летия со дня его смерти, имевшая неслыханный успех (больше 100 тыс[яч] посетителей). Там было собрано все, что касалось его русских балетных сезонов за границей, и были выставлены театральные эскизы всех художников, работавших с ним, начиная с Ал[ександра] Бенуа и Бакста и кончая Пикассо и Руо. На выставке память Дягилева была прославлена достойно, но лишь как вдохновителя балета и пропагандиста нового в искусстве. Все же, что было им сделано для искусства раньше, в России, было упомянуто лишь вскользь в каталоге, и не было на выставке никакого следа самого Петербурга — художественной родины Дягилева, где был источник и всех его балетных начинаний в Европе. А главное, — не было отмечено то, что в Дягилеве являлось таким исключительным: широта его вкуса, ибо рядом с его увлечением и интересом к «последнему слову» в искусстве[iii], он всю жизнь, до конца, оставался верен своей любви к XVIII в., к старинной музыке и к Чайковскому…
[i] … выставка была заключением всей художественной деятельности Дягилева в России. — Неточно: в 1906 г. Дягилев устроил в Петербурге, на Малой Конюшенной ул. (теперь — ул. Софьи Перовской), в бывшей Шведской церкви, выставку членов бывшего «Мира искусства» и близких им художников, применив прежний, «диктаторский» метод единоличного отбора работ.
[ii] Он начал с концертов… оперных спектаклей и одновременно… с выставки… — Это не совсем точно: в 1906 г. состоялась выставка русского изобразительного искусства, в 1907 г. были устроены концерты русской музыки, а в 1908 г. поставлена опера Мусоргского «Борис Годунов».
[iii] … рядом с его увлечением и интересом к «последнему слову» в искусстве… — По этому поводу Бенуа писал: «… Вскоре после наших первых выступлений (имеются в виду “Русские сезоны” Дягилева. — Г. Ч.) послышались рядом с голосами, певшими нам гимны, и такие, которые высказывали известные пожелания во имя “более передовых” чаяний… И как раз к этим последним голосам Дягилев был особенно чувствителен, они его волновали и беспокоили в чрезвычайной степени. Вообще единственно, что могло по-настоящему встревожить нашего героически отважного “вождя”, это критики, обвинявшие его в отсталости или хотя бы журившие его за остановку… Лучшим средством “напугать” Сережу было указать на то, что он не поспевает за веком, что он отстает, что он “погрязает в рутине”» (Бенуа, т. 2, с. 543). Это качество Дягилева особенно активно развилось начиная с 1914 г., когда его покинули некоторые его сотрудники, в том числе Бенуа и Фокин. «Дягилева, оставшегося одиноким, — продолжает Бенуа, — умчало куда-то в сторону от прежнего пути то типичное для конца XIX в. явление, которое получило затем необычайное развитие и которое известно под названием “снобизма” […] Оторванный от родной почвы, а затем навсегда утерявший воспитавшую его родину и образовавшую его среду, растерянный в душе и чем-то хронически запуганный, он {424} решил “встать во главе движения”, опередить и самых передовых. Говорят, храбрость, выказываемая иными героями, имеет в основе своей “боязнь трусости”. Эта форма храбрости составляла и сущность характера Дягилева. Она подвинула его на то, что способствовало распространению многого действительно прекрасного, но она же затем сделала из него какого-то паладина всякой модернистской чепухи» (Там же, с. 543, 544). См. также: Сергей Дягилев и русское искусство, т. 2, с. 282 – 285.
Опубликовано 04.02.2017 в 16:46
|
Свободное копирование
