А тем временем, к нашей неописуемой радости, подходит матросский отряд. Обстановка резко меняется. Я немедленно отдаю морякам приказ о выгрузке из вагонов и теперь уже сам, захватив с собой тов. Берга и еще кого-то третьего, отправляюсь вместе с делегатами ударников к их броневику. С любопытством осматриваю поезд, особенно боевые вагоны. Это были роскошные, оборудованные по последнему слову техники, обшитые толстой броней гигантские "черепахи". Из них выглядывали жерла двух трехдюймовых орудий и шестнадцати пулеметов австрийской системы. Посреди двух грозно возвышавшихся бронированных вагонов стоял зашитый в броню паровоз.
Разумеется, открытое сражение в равных условиях с таким чудовищем-левиафаном было нам не под силу. Он разнес бы в щепы наши по-кустарному вооруженные товарные вагоны и площадки.
Возвращаюсь обратно к отряду. Ударники не чинят никаких препятствий. Вообще, среди них чувствуется большая растерянность.
Из-за повреждения телеграфных проводов связи с тт. Еремеевым и Вегером у меня нет. Приходится самостоятельно обдумывать вопрос: что делать дальше? Матросы доказывают, что броневик ни в коем случае нельзя выпускать из рук. Но я и без доказательств вполне с ними согласен. Упустить такую добычу и предоставить броневику возможность бесчинствовать в другом месте -- было бы непростительной ошибкой.
Тов. Берг вызывается идти на новые "дипломатические" переговоры. Я придаю ему еще двух ребят, и "мирная делегация" готова. Напутствую Берга указаниями: его задача состоит в том, чтобы выступить перед солдатской командой броневика и вынудить ее к сдаче. В случае упорства ударников следует предъявить ультиматум, что если они не сложат оружия, то через полчаса мы открываем огонь и броневик будет захвачен с бою.
-- О, я им покажу!.. В таком случае придется пугнуть их террором, -- весело басит Берг и от избытка боевого чувства засучивает правый рукав своего бушлата, обнажая сильную, жилистую руку.
Мы все смеемся и провожаем Берга взглядами, пока наконец его коренастая, приземистая фигура не пропадаете ночной темноте. Я возвращаюсь в вагон и от усталости вытягиваюсь во весь рост на деревянной скамье третьеклассного вагона, положив голову на колени одного из товарищей. Едва успеваю погрузиться в сон, как вдруг пробуждаюсь от сильного стука. Оказывается, это Алексей Баранов от радости пустился в пляс. Только что вернувшийся Берг, взволнованно разглаживая усы, усталым охрипшим голосом рассказывает, что белые приняли ультиматум и сдались.
Мы стремительно бросаемся к броневику. Тотчас разоружаем всех офицеров и объявляем их арестованными. Затем, нагибаясь в дверях, входим внутрь бронированных куполов и назначаем свою прислугу к орудиям и пулеметам. Желающих много -- каждому лестно работать на таком прекрасном броневике. Поражаемся совершенству его технического оборудования. Особенное любопытство привлекает локомотив, весь одетый в броню, словно рыцарь в средневековые латы.
Выясняется, что командир бронепоезда и часть офицеров тотчас после решения солдат о добровольной сдаче трусливо бежали в лес. Они избрали плохую долю. Почти все бежавшие были переловлены солдатами куженкинского гарнизона и расстреляны, тогда как беспрекословно сдавшиеся были под конвоем отправлены в Питер, в распоряжение Военно-революционного комитета, и их жизнь оказалась вне опасности.
Составлявший команду бронепоезда ударный железнодорожный батальон насчитывал около 150 человек, из них 30 офицеров. Обезвредив их и присоединив к нашему поезду захваченный трофей, мы направились обратно в Бологое. По пути забрали тт. Еремеева и Вегера. На этом же перегоне группа матросов нашего эшелона преподнесла мне в подарок красивую шашку в серебряных ножнах, обнаруженную в купе бежавшего командира бронепоезда. Недавние подчиненные беглеца рассказали, что эту шашку он получил лично от Николая II.
Свободное копирование
