Ранним утром 1 ноября еще по пути в Пулково я узнал, что в течение ночи красновские казаки по своей инициативе эвакуировали Царское Село. Нужно было спешить использовать победу. Я направился выяснять судьбу наших батарей. Оказалось, что они стоят на старых позициях. Приказал им срочно передвинуться вперед и выбрать себе место по ту сторону Царского Села, в направлении к Павловску.
-- Есть! -- по-морскому ответил командовавший батареями прапорщик.
На старом месте в Царском Селе застал я и штаб. За недостатком работников товарищи попросили меня остаться там. Тогда еще не было определенных должностей и строго разграниченных функций, каждому приходилось одновременно заниматься несколькими делами. Если где-нибудь оказывалось пустое место, туда автоматически втягивался первый подвернувшийся под руку надежный человек. И, несмотря на этот недостаток правильной организации, несмотря на отсутствие у каждого из нас административного опыта, работа спорилась, шла гладко и дружно. Политический инстинкт и революционный энтузиазм подсказывали нам то или иное решение даже в незнакомых вопросах.
Я затрудняюсь точно классифицировать характер моей работы и круг выполнявшихся мною обязанностей, по размеру не ограниченных никакими пределами полномочий. Это не была даже работа начальника штаба, так как целый ряд товарищей выполнял аналогичные обязанности, приближающиеся к функциям начальника штаба.
Каждый член партии буквально кипел тогда и не имел ни одной свободной минуты. Деятельность каждого большевика на фронте была поистине летучей. Туда, где острее всего ощущалась какая-либо неувязка, где образовывалась зияющая прореха, туда сейчас же с молниеносной быстротой бросались большевики и энергичнейшей, напряженнейшей, можно сказать, нечеловеческой работой быстро восстанавливали пошатнувшееся положение.
Днем в штаб приехала многочисленная делегация, избранная питерскими рабочими, матросами и солдатами, для разъяснения одураченным казакам действительной политической обстановки в Питере, для внушения им симпатий к целям и задачам борьбы пролетариата и, наконец, для призыва к прекращению братоубийственной гражданской войны. Делегация запросила наше мнение о целесообразности миссии, порученной ей питерскими рабочими. Голоса товарищей, работавших в штабе, раскололись. Одни, указывая на поспешное отступление из Царского Села банд Керенского -- Краснова, усматривали в этом признак разложения контрреволюционных войск и находили полезным углубление этого морального развала смелой командировкой питерской делегации прямо в лагерь врагов. Другие, напротив, решительно возражали против этого, открыто высказывая свои опасения насчет возможного расстрела делегации.
В ожидании благоприятного момента для перехода линии фронта члены делегации разбрелись по всем комнатам нашего штаба.
Незаметно наступил вечер. Дыбенко, Рошаль и я в целях объезда позиций и выяснения обстановки на соседнем участке отправились в автомобиле в Красное Село. Шел проливной дождь. Со всех сторон нас окутывала густая, непроницаемая тьма. Мы проезжали пустынным трактом. Однако почти на каждой версте нас останавливали свои революционные патрули, внимательно просматривали документы.
В штабе Красного Села я встретил друзей из "Крестов" -- Сахарова и Сиверса, а также молодого измайловского офицера, с которым 27 октября ездил в Гатчину, но попал в Царское Село.
Товарищи охотно осветили нам обстановку на их участке фронта. В общем, здесь было спокойно, но положение признавалось ненадежным ввиду сомнительной стойкости находившихся на позициях войск.