Мы порешили на следующий день созвать пленум Совета. Тов. Ремнев казался угнетенным и во время всего разговора не проронил почти ни слова. Этот Ремнев прежде был пехотным подпоручиком и служил в Ладожском полку. На фронте примкнул к большевикам, и у него вышло крупное столкновение с начальством. Тогда он поехал в Кронштадт, чтобы доложить о положении своей части, как многие поступали в те дни, смотря на Кронштадт как на центральный очаг революции.
Выше уже было сказано, что к нам неоднократно приезжали за помощью и советом из Донецкого бассейна, с разных фронтов, одним словом, со всех концов необъятной России. Конечно, кроме моральной поддержки, Кронштадт ничего дать не мог. В большинстве случаев дело ограничивалось только взаимной информацией: прибывшие делегаты освещали на митингах положение своего района и знакомились с ходом работ в Кронштадте, со взглядами его работников. Эти потоки гостей не иссякали. Почти всегда кто-нибудь из приезжих пользовался нашим гостеприимством. Ремнев тоже начал с доклада на Якорной площади. Но Кронштадт настолько пришелся ему по вкусу, что он решил остаться у нас для постоянной работы. Ему удалось поступить в машинную школу, где он и нашел временное убежище от преследований Временного правительства.
После Октябрьской революции и позже, в ранний "партизанский" период гражданской войны, Ремнев командовал 2-й армией, действовавшей на Украине. Но в апреле или в мае 1918 года его арестовали по обвинению в бандитизме. Это был горячий и увлекающийся человек, у него отчетливо проглядывали черты авантюризма и в то же время страха за свою личную безопасность. Мне он всегда казался неуравновешенным, с расшатанными нервами. Как член партии, Ремнев был лишен всякой теоретической подготовки, но в машинной Школе, являясь единственным офицером-большевиком до Октябрьской революции, пользовался известной популярностью.
В ту памятную ночь, закончив разговор с Покровским, я вместе с Ремневым поехал в машинную школу, чтобы предупредить товарищей о предстоящем аресте. Ученики машинной школы были хорошие революционные матросы.
Все спали, и нам пришлось устроить "побудку", чтобы поднять их с коек. Они тесным кольцом сгрудились вокруг нас. Встав на скамейку, я рассказал им о полученной телеграмме и объявил наше решение. По лицам и по отдельным возгласам было заметно, что многие не разделяют мнения о необходимости нам обоим (мне и Ремневу) ехать арестовываться в Питер. Пришлось выставить целый арсенал доводов, и только тогда наши оппоненты нехотя оставили свои возражения.
Свободное копирование
