В ночь на 13 июля, когда я уже спал на своем корабле "Освободитель", Покровский (левый эсер, член Кронштадтского исполкома) срочно вызвал меня в Совет и показал мне только что полученную телеграмму. Она была адресована на имя коменданта Кронштадтской крепости. Последнему предписывалось немедленно арестовать и доставить в Петроград Рошаля, Ремнева и меня. В телеграмме было добавлено, что в случае невыполнения приказа Кронштадт подвергнется блокаде и не получит ни хлеба, ни денег.
Покровский, видимо, растерялся и с волнением спрашивал моего совета. Я ответил, что, по моему мнению, всем кронштадтцам, подлежащим аресту, нужно добровольно явиться в Петроград для следствия и суда. Обосновывал это тем, что Временное правительство, вероятно, способно привести свои угрозы в исполнение. А поскольку дело обстоит так, мы не вправе подвергнуть риску голодной смерти и неизбежному в таком случае политическому разложению местный пролетариат и гарнизон.
Правда, существовал еще и другой выход. Нам нетрудно было организовать побег в Финляндию. Но ведь против нас были выдвинуты чудовищные обвинения. Всей печатью и так называемым "общественным мнением" открыто делались намеки на наше сотрудничество с немцами в качестве их агентов. Именно это подсказывало мне необходимость добровольной явки. Такая мера казалась единственным способом самозащиты и реабилитации.
Исключение я делал только для В. И. Ленина. Конечно, такому вождю партии, как Владимир Ильич Ленин, следовало всеми силами избегать тюрьмы, так как в тот момент в случае ареста самая жизнь его, несомненно, подвергалась серьезной опасности со стороны контрреволюционной камарильи. Кроме того, партия слишком долго ждала Ленина, достаточно бродила в потемках без его ясной и твердой тактики, чтобы она могла хоть на один день лишиться его руководства в столь трудное для революции время. Но нам остальным, как я полагал, надлежало предстать перед судом Временного правительства и превратить этот процесс в крупную политическую демонстрацию против буржуазного режима, разоблачить возмутительные приемы, применяемые им в борьбе против партии рабочего класса. Тогда мы все еще имели некоторое, правда небольшое, доверие к меньшевикам и правым эсерам, еще питали иллюзии насчет их минимальной политической чистоплотности.
Покровский, сперва смущенный и волновавшийся, заметно обрадовался удобному выходу из положения. Я поинтересовался, каким образом секретное предписание об аресте, вместо того чтобы идти прямо к адресату, оказалось в наших руках. Выяснилось, что у адресата телеграмма уже была, но комендант крепости принес ее в Кронштадтский Совет.
Свободное копирование
