Как я уже написал раньше, мать избрала для себя путь профессионального революционера. Думаю, что в свои 16 лет вряд ли она была достаточно знакома с положениями марксизма, но идеи освобождения от гнета царизма, естественная реакция на черносотенный произвол и государственный антисемитизм привели ее в кружок революционеров, которые называли себя «социал-революционерами - коммунистами». Вероятно, работала она активно, под кличкой «Ванда», чем вызвала интерес жандармского ведомства. Была арестована, затем - суд и Рижская каторжная тюрьма.
Несмотря на тяжесть неволи, условия содержания политзаключенных по сравнению с советскими местами заключения казались весьма комфортными. Находясь в камере вдвоем с другой политзаключенной, имя которой я забыл, она смогла, пользуясь богатой тюремной библиотекой, заняться самообразованием, изучить немецкий и французский языки. Понятие «каторжная тюрьма» означала привлечение к принудительному труду - работе в переплетной мастерской. Я помню переплетенные ею книги, в том числе многотомник Брэма, который был в числе первых, прочитанных мною «взрослых» книг.
После каторги - ссылка в глухую деревню в Канском уезде Енисейской губернии, где она жила до февральской революции. У меня сохранилась почти выцветшая фотография, на которой она вместе со своей подругой по ссылке - Калерией. В Канске она познакомилась с отцом. После смерти от тифа ее первого мужа, о котором мне ничего не известно, кроме того, что его звали Дмитрий Иванович (я назван Дмитрием в память о нем; его фотография также есть у меня) и через несколько лет после возвращения отца с фронта, она вышла за него замуж.
После Октябрьской революции и завершения гражданской войны мама стала получать персональную пенсию, как бывшая политзаключенная. Активно занималась общественной деятельностью в МОПР’е, (Международное общество помощи борцам революции) и в Обществе бывших политкаторжан и ссыльно-поселенцев.
В 1922 году отец с матерью переехали в Красноярск, где 22 ноября 1924 года появился на свет автор этого опуса. Вскоре после этого отец получил приглашение на работу в Уральском губернском правлении потребсоюза и мы переехали в Свердловск. О периоде жизни там вплоть до ареста отца уже написано ранее. Стоит добавить лишь некоторые «картинки» моих воспоминаний того периода жизни в Свердловске..
Мне запомнился эпизод с открытием первой линии трамвая, первыми пассажирами были дети, их целый день катали бесплатно. До того единственным видом городского транспорта были извозчики. Резвые лошадки, сбруя, звенящая бубенцами, извозчики на козлах, одетые в брезентовую робу, кибитки на мягко пружинящих рессорах, зимой на колени пассажиров накидывалась медвежья полость. Козырек защищал от дождя, но возница, накидывая на голову капюшон, оставался под дождем, что меня очень удивляло. Разъезжали по улицам редкие легковые автомобили. Шофера высовывали из окна руку в перчатке с огромными обшлагами и нажимали грушу гудка, издававшего звуки, напоминавшие сочетание «А-ы-ааа!». Кабина автомобиля была двухместной, но сзади открывалась крышка багажника, где были сидения еще для двух пассажиров. Впрочем, к нашему дому, принадлежавшему «Губсоюзу», по утрам подавался автомобиль за сотрудниками. Это была большая машина на 8-10 пассажиров, накрытая брезентовым тентом с окошками из слюды.
Иногда на улице раздавался слышный издалека звон колокольчика. Сейчас же прохожие стремились забежать в калитки дворов, а если таковых поблизости не оказывалось – зажимали носы платками: по улице двигался конный обоз бочек на колесах, издававший жуткое зловоние. «Золотари» - так назывались кучера этих повозок. Вооруженные огромными черпаками, они занимались опорожнением выгребных ям. Центральная канализация существовала только в нескольких кварталах центра города.
Идущие по улице прохожие вдруг собирались в кучки и, задрав головы кверху, наблюдали, как над городом низко пролетал самолет, редкое явление тогда. Была видна голова летчика в шлеме.
Свободное копирование
