Два дня отдыха, восполнение сил за городом; прогулки с сыном и собакой к озеру, игры втроем.
Читаю Пушкина, размышляю над тем, что можно взять в картину. Планирую будущую неделю, осваиваю в уме сцены, которые собираюсь снять. Мой мозг ни на мгновение, так мне кажется, не отключается от фильма. И перед сном, и во сне идет непрерывная работа: монтаж сцен, "разговоры с худсоветами", проигрывание возможных ситуаций, ответы на всевозможные вопросы и замечания.
В принципе, я спокоен за окончательную судьбу картины, хотя и предвижу тьму "доброжелателей".
Наслаждаюсь Пушкиным, его моцартовской легкостью и изяществом стиха, и еще больше ощущаю рядом с ним величие его собрата Лермонтова. Это поистине две вершины российского духа, два кровных брата, разные, но единые по духу, настоящие сыны России.
Беда лишь будет с поверхностными и трусливыми (из-за боязни за свои "стулья") блюстителями "кинопорядка". Они, конечно же, почувствуют душою правду картины и встанут преградой на ее пути к людям: будут предлагать сократить и пригладить. Что ж, поборемся. Со мной не совладать, фильм не погубить. Он уже стал живым организмом и будет день ото дня набирать все большую силу и неукротимую мощь.
Свободное копирование
