Было у меня в жизни еще одно приятное событие накануне вступления в комсомол - поездка по Южному берегу Крыма. Это было замечательное событие, оставившее много впечатлений.
Пароход отчалил от пристани, держа курс на Севастополь. Чайки парили в воздухе. Мы бросали им хлебные крошки, любуясь их полетом. Птицы с громким криком на лету ловили хлебные корм, продолжая лететь за пароходом. За бортом резвились акулы; их хорошо было видно с палубы.
Настроение было отличное. Впереди – целая жизнь, и казалось, что всегда будет так: ясно, празднично, как эта бескрайняя голубая вода. Хотелось обнять весь мир с его красотами, которые было просто трудно впитать в себя.
Морская гладь переливалась под солнечными лучами, а кругом – горизонт и ничего больше.
Вот и Севастополь.
Город мне показался трудным. Подъемы, спуски, изломанные улицы. Это было непривычно по сравнению с Евпаторией, расположенной на абсолютной равнине, с ее плоским пляжем.
Осмотрели все достопримечательности. Больше всего времени ушло на осмотр панорамы обороны Севастополя.
В Балаклаву нас довез автобус. Долго мы там не задержались. Впереди был тяжелый путь до Ялты.
Прошли Алупку. Зелени мало. Горы. Зной. Только парк при бывшем дворце царских вельмож свеж и зелен.
В Семеизе отдохнули немного. В Ливадии прожили неделю. Спали в школе на полу с рюкзаками под головой. Было неудобно, зато весело. Ходили по окрестностям, купались.
Ялта меня поразила своим побережьем. Вместо песчаного пляжа был каменный, купаться было неудобно: сразу было глубоко и очень опасно, если не умеешь плавать.
Поднимались к «Ласточкиному гнезду» на гору. Обедали в столовой с довольно невкусным обедом.
В парке было много кутов с лавровыми листьями. Набрали для мам листьев столько, сколько могли унести. Вечером пароход увозил нас обратно. Плыли ночью, и никаких особых впечатлений эта ночь не предвещала. Ясное звездное небо, плеск волны о борт парохода и шум мотора.
Красиво Черное море в предрассветный час. Удивительные переливы: голубые, зеленые и еще какие-то волшебные оттенки.
Утром были дома. На пристани было людно. Встречали прибывший пароход. В отряде делились впечатлениями, рисовали альбомы, писали в стенгазету и долго были под впечатлением от похода. Там, в походе меня называли Риммой, и мне нравилось это имя больше, чем Рива. Конечно, тут играла роль национальность. Она всегда играла и играет роль, и тогда, и теперь.
