84. ИСАЙ И ГРУППА

 Странное дело - когда Исай был в армии, у меня ни разу не возникло ощущение, что он – «не тот». Порою, я досадовала на его письма, порою – на его отсутствие рядом, но никогда не возникло недоумения – а чего это я привязалась к этому имени – Исай? Вокруг меня роились сверстники, несколько человек довольно старшего (по моим понятиям) возраста проявляли чувства и симпатии. И всех я «имела в виду». На Исае я была зациклена, и ни один не сбил меня с этого пункта: я и Исай – одно. Я могу оглядываться по сторонам, щебетать, улыбаться, возможно даже, таять от приятности осознания, что нравлюсь, но дальше… Того, что я испытывала к Исаю в пору нашего сближения, больше ни к кому мне испытать за эти три года разлуки не привелось.
Почему? Не знаю.

Да нет, знаю! В Исае была одна черта, которая для меня оказалась решающей. Осознала я это очень не скоро. Но именно эта черта держала меня в мысли Тани Лариной: «Вот он!» Черта эта была – доброта. Она была основой его личности. Эта же черта была основной у моего папы. Можно только представлять, какой аналитический процесс шел у меня внутри, какие крючки и петли там сцеплялись, но совершенно не способная дать чёткий ответ: «почему – он?», я не могла физически отвернуться от Исая. Просто не могла. Этот человек был «мой». И больше никто не был нужен!

В Томске я принялась искать ему место работы. Исай еще из армии написал на несколько заводов в Томске, но сморозил глупость, объявляя, что в Томске у него жена. Естественно ему или отказывали, или вовсе на запрос не отвечали: женатому надо было предоставлять жильё. Так ему ответили и из ТЭМЗа. И вот я отправилась в отдел кадров ТЭМЗа к Симкиной Славе Марковне, начальнику ОК. За столом сидела крупная, красивая, с басистым голосом пожилая еврейка. "Вы же ему жена, а женатых мы не берем - у нас жилья нет", - улыбаясь довольно доброжелательно, заявила она мне. Как могла я ее разубедила: "Я в школе училась, когда он в армию ушел". - "Ну, ладно, пишите, пусть едет, помогу вам", - наконец произнесла она. (Ни я, ни Исай не знали, что он мог приехать на какой угодно завод, и никто бы не отказал ему, демобилизованному из армии, в предоставлении работы). Я дала телеграмму: "С работой трудно, но один замечательный человек обещал помочь".  Исай, выдержав довольно плотный натиск родных, противившихся его отъезду из Биробиджана, выехал в Томск, где быстро получил место в общежитии по адресу Ленина, 39 и устроился на ТЭМЗ учеником фрезеровщика. Прежнюю свою специальность кузнеца он решил оставить – она была ему не по душе. В Биробиджане он сдал экзамены в техникум, и в Томске с экзаменационным листком поступил на вечернее отделение машиностроительного техникума.

В ноябрьские праздники мы с ним поехали в Новосибирск – знакомиться с тамошними моими родственниками.  Тётя Тоня сдувала с нас пылинки: наготовила пельменей, Исая уложила на свой диван, сама ночевала в кухне на полу. И ей крайне понравилось, что мы не «охальничали», вели себя скромно. Своё впечатление, похоже, она и тёте Марусе пересказала, и потому та и Лида в Исае приняли участие. А когда он запел за праздничным столом, так тётя Маруся, сестра тёти Тони, начала промокать белой головной косынкой глаза: «Сиротка!» (Чем меня даже и рассмешила – «сиротка» никак к Исаю не приставало).

На обратном пути из Новосибирска выяснилось, что потерялся студенческий билет, который я одолжила у парня из моей группы, чтобы сэкономить на проездном билете для Исая. Похоже, предъявив студенческий и взяв у кассира вагонные билеты, он оставил студенческий в окошке кассы. Эта потеря нас страшно расстроила. Мы, растерянные, ехали в поезде; я плакала, потому что не знала, как буду объясняться с одногруппником, Исай тоже сидел удручённый, и мы так жалели друг друга, были такие одинокие и потерянные, что даже договорились о скорой женитьбе, хотя до этого условились: свадьбу сыграем только после получения мною диплома. Но дома, в общежитии, билет неожиданно нашелся - как в сказке. Кто-то там же в Новосибирске подобрал его, привез в Томск и отдал одной из девочек нашей комнаты, по фотографии определив, что этот парень (мы в билет вклеили фотографию Исая) ходит в нашу комнату. Придя в себя, обрадованные таким счастливым разрешением постигшей нас было неприятности, мы опять отложили разговоры про свадьбу.

Исай вошел в жизнь нашей комнаты, и девчонки относились к нему радушно-снисходительно. Они видели, что парень звёзд с неба не хватает, но добрый, вежливый, простой, в застолье смирен. Да и не было у нас принято как-то обсуждать достоинства или недостатки ухажёров. Все были более-менее на одном уровне. Тогда совершенно не интересовались общественным положением родителей избранника, наличием у тех какой-то движимости-недвижимости. Все знали – твой успех по жизни зависит только от тебя. Поэтому опасения у подружек вызывали лишь парни с явно безалаберными замашками, вроде того же Юрки.

Исай приходил в свободные от занятий в вечернем техникуме дни, уводил меня в коридоры нашего общежития или, если не трещал мороз, мы шли гулять, в кино. Порой кто-нибудь из девчонок звал его составить ей компанию на каток, я, естественно, не была против: раз мои обстоятельства не позволяют быть ему на льду со мною, то почему он должен лишать себя этого удовольствия. А кататься на коньках Исай очень любил.

Конечно, он всегда принимал участие в наших застольях, но вёл себя незаметно. Его преимуществом перед другими было в красивом сильном голосе. (Он даже записался в хор при клубе своего завода и меня туда сагитировал). Но в наших студенческих посиделках петь за столом хором было не принято. Если кто и пел, то обязательно под гитару, обычно соло, обычно доверительно, из репертуара Окуджавы… Поэтому Исай тут себя проявить не мог - какое доверительно, если его голос мог перекрыть все наши голоса. Вообще-то, он в нашем кругу себя чувствовал стесненно, и как я не пыталась его растормошить - ничего не выходило: он улыбался и молчал. То ли природная застенчивость, то ли застарелая привычка не высовываться, то ли сознание скромных собственных запасов интеллектуальных богатств - что-то сковывало его язык в присутствии наших парней.

Группа его приняла именно в качестве – «парень Нины Герман». А я постепенно стала от группы отходить - повторялась история школьных лет: общение с Исаем поглощало всё моё свободное время.