30 мая
Акт в консерватории. Жаркий солнечный день. Соната Шумана, концерт Сен-Санса и несколько маленьких вещей, прекрасно сыгранных ученицами консерватории -- Фридман, Бесси и Гедике-учеником, -- мне доставили большое удовольствие. Не было ни одного человека, кто бы меня не приветствовал словами: "какая вы сегодня молодая", или: "какая свеженькая", или: "на вас смотреть -- станет весело, легко, свежо"... Это сделало больше всего мое светлое, новое, очень бледно-лиловое кисейное платье. Но разговоры о моложавости моей и приветствия ласковые публики -- мне всегда, к стыду моему, приятны.
Сафонов заставил меня, умоляя, присутствовать на каком-го заседании. У него не хватало членов музыкальных. Я ничего не поняла из его отчетов, что-то подписывала, и мне было совестно.
Приезжаю домой, выхожу на балкон, вяжу -- сидит на лавочке в саду С. И. и читает газету. Я страшно обрадовалась. Для нас с Мишей был накрыт в саду обед; поставили третий прибор. Как мы весело, хорошо обедали. Всем есть хотелось; а в саду было так уютно, свежо! После обеда втроем, т. е. с Мишей, ходили по саду, С. И. рассказывал о Кавказе. Миша уезжал на другой день на Кавказ и интересовался рассказами. Потом Маша уехал, мы остались вдвоем: пили вместе чай; С. И. мне сыграл вариации, написанные его учеником, Колей Жиляевым. Потом мы сидели и разговаривали так, как разговаривают люди, до конца доверяющие друг другу: серьезно, искренно, без застенчивости, без глупых шуточек; говорили только о том, что действительно нас интересует обоих. Ни разу не было неловко или скучно.
Какой был вечер! Последний в Москве, а, может быть, и в моей жизни.
В девять часов он стал собираться уходить, и я не стала его удерживать. Он, прощаясь, только тихо и грустно сказал: "Когда-нибудь надо уходить". Я ничего не ответила, мне хотелось плакать. Я проводила его до двери и ушла в сад. Потом я все уложила, убрала, заперла, и мы в 12 часов ночи уехали в Ясную.
Свободное копирование
