Я получил от отца пять рублевых монет и неполных два месяца проучился в витебской школе Пэна.
Что я там делал? Не знаю сам.
Передо мной выставляли гипсовую голову. И я со всеми вместе должен был ее рисовать.
Усердно принимался за работу. Примеривался, измерял, прикладывал к глазу карандаш.
Но все зря — выходило криво.
Нос у Вольтера отвисал.
А Пэн все ближе.
Краски продавались в лавке неподалеку. У меня была коробка, в которой тюбики болтались, как детские трупики.
Поскольку денег не хватало, я ходил на этюды через весь город пешком. И чем дальше забредал, тем больше боялся.
Не очутиться бы в «запретной зоне» — в расположении воинских лагерей. От страха краски мои бледнели и сворачивались.
Мои этюды: домики, фонари, водовозы, цепочки путников на холмах — висели над маминой кроватью, но куда вдруг все они подевались?
Скорее всего, их приспособили под половые коврики — холсты такие плотные.
Милое дело!
Вытирайте ноги — полы только что вымыты.
Мои сестрицы полагали, что картины для того и существуют, особенно если они из такой удобной материи.
Я чуть не задыхался.
В слезах собирал работы и снова развешивал на двери, но кончилось тем, что их унесли на чердак и там они заглохли под слоем пыли.
Один из всех учеников Пэна, я пристрастился к фиолетовым тонам. Что это значило?
С чего взбрело мне в голову?
Пэн был так поражен моей дерзостью, что с тех пор я посещал его школу бесплатно, пока не понял, что мне там, как выразился С…, «ни продать, ни купить».
Витебские окраины. Пэн.
Земля, где покоятся предки, — самое дорогое, что есть у меня сегодня.
Пэн мне мил. Так и стоит перед глазами его трепещущая фигурка.
В моей памяти он живет рядом с отцом. Мысленно гуляя по пустынным улочкам моего города, я то и дело натыкаюсь на него.
Сколько раз я готов был умолять его, стоя на пороге школы: не надо мне славы, только бы стать таким, как вы, скромным мастером, или висеть бы, вместо ваших картин, на вашей улице, в вашем доме, рядом с вами. Позвольте!
Свободное копирование
