24 августа.
Была Варвара Александровна Цурикова. Вар. Алекс, старая девушка, очень интересная; два ее рассказа были напечатаны в «Вест. Евр.», один в «Рус. Обозр.» Рассказывала много о Толстом, его сестре монахине, об юродивой Аннушке. Последняя дочь богатого купца, красивая; по смерти отца, дядя, ее опекун, отдал ее замуж за красивого молодого человека, против ее воли. Она на другой день объявила, что не хочет жить с мужем; ни убеждения, ни угрозы, ни колдуны, которых прислали, ничего не могли сделать. Она садилась к стене и кричала: «не подходите ко мне, ради Христа». Ей связали руки назад и колдун ее отчитывал. Она так кричала, что колдун сказал, что ничего не может сделать. Она отказалась от своего состояния и просила дать ей только 200 руб., которые она внесла в монастырь и стала монахиней, городской пророчицей. У нее прекрасный голос и она поет вирши. В Москве ее чают как пророчицу. Старшая сестра Л.Н-ча, монахиня, знала ее тоже и говорила ему, чтоб он с ней познакомился. Л.Н. пришел к ней: она жила в Москве, в том же доме, где и сестра ее. Она сидела между двумя монахинями, когда он вошел, она долго на него смотрела.
— «Вы верите в Христа?»
— «Верю», — отвечал Л.Н.
— «Как в бога?»
Он подумал и отвечал: —«Верю как в бога».
Монахиня говорит ей, чтоб она спела ему вирши.
— «Нет, я ему другое спою». И запела «царю небесный», молитву, которую Толстой ежедневно читает. Потом сказала ему, чтоб он не отнимал овец из стада Христова.
Сестра Л.Н-ча рассчитывала очень на это свидание.
Сестра Вар. Алек., старше Л. Дубенского (42 л. вышла замуж, трое детей), была на-днях у Толстого. Софья Андр. говорила о своем письме к Антонию:
— «Я прославилась на весь мир».
Л.Н. очень огорчен отлучением, по словам ее.
Она рассказывала многое другое. И все просто, образно. Цуриковы бедны. И о бедности просто. Я слушал очень внимательно, и впечатление мягкое, внушающее доброту. Есть старичок, добрый, ласковый, бывший кадет. Он постоянно переписывал ее, Толстого и писал под его диктовку. Гр. Софью Анд. терпеть не может. Раз его выписали из Ясной Поляны в Москву. Дорогою он запил. Он страдал запоем. Графиня раскричалась на него, когда он пришел к Толстым и гнала его. Он просил Л.Н-ча, чтоб он дал переписывать ему хоть в сарае. Дело было зимой, но графиня не позволила. Он не помнит, как он очутился в части и совсем лишился глаза. Когда Толстой диктовал ему о христианстве, показывая на глаз свой, говорил:
— «Кто это сделал? Вы не истинный христианин».
Наивно он приписывает себе влияние на Толстого.
Вчера был Е. Л. Кочетов, потом Е. П. Карпов по поводу пожара Мал. театра и нашей антрепризы. Говорил подробности пожара. Загорелось около моей ложи, так что если б был спущен железный занавес, все равно огонь прошел бы и в зрительный зал. Благодаря глупой экономии Плющевского, в театре не было пожарных. Обыкновенно же во время сезона пожарные живут в театре, за что театр платит. В городе будто, говорят о поджоге, полиция получает письма с указаниями на Яворскую. Какой то рабочий оставался в театре после того, как из него все вышли и постучался, чтоб его выпустили. Главная вина от нашей непредусмотрительности и небрежности. Надо было так случиться, что, благодаря бенефису Быховца, не было вечерней репетиции в воскресенье 20, в день пожара. Карпов тоже уехал за город. Как обыкновенно это бывает, пожар был для всех сюрпризом.
Панаевский театр. Съемщики его, Казанский и К-о, предложили по цене тяжелой 27 000, т.-е. то, что они сами платят, 25 000 отступного и 50 000 гарантии труппы их. Труппа стоит 10 000 в месяц, якобы она наймет другой театр и будет там играть, а убытки от такой антрепризы Казанского и К-о заплатим мы. Это пахнет на 5 месяцев сотней тысяч. Эта сумма, вероятно, и будет у нас значиться в дефиците. Я согласился принять эти условия, как это ни тяжело, главным образом по тому, чтоб не расстроить труппы. Труппа с своей стороны предложила уступить из своего жалованья 25 %, но это с благодарностью отклонено.
Свободное копирование
