Мы возвращались с дачи. Еле втиснулись в электричку. Мама была уставшая, но очень довольная: картошку посадили. Успели до 9 Мая. Почему именно до этого праздника надо было ее сажать каждую весну, мама мне не объясняла. Надо и все.
Народу в вагоне становилось все больше, стояли практически на одной ноге. Видела, что мама очень устала. Боялась, что плохо еще станет. Ей тогда было около семидесяти. Не старушка, конечно, но и не юная особа.
- Молодой человек! – обратилась к молодому парню. - Не могли бы вы место уступить моей маме. Она очень устала, а ехать еще полтора часа.
- Я тоже устал. Сидела бы дома, раз так устает.
- Я обратилась к вам с просьбой. Нет, так нет. Только комментарии совершенно излишни.
- Наташа, не надо, я постою, все нормально, - вмешалась мама.
- Да что же нормального? Ты участник войны, пожилой человек, стоишь, а юный «герой» сидит да еще советы дает.
- А мне какое дело: воевала она или нет. И что я от их победы получил? Я ее не просил воевать и немцев побеждать.
У мамы потекли слезы. Я растерялась и уже не рада была, что решила заботу проявить. Несколько более взрослых людей встали, уступая место маме. Она всхлипывала и повторяла: «Нет, нет. Я не сяду. Я постою. Спасибо».
Стоявший рядом мужчина взял юного «героя» за воротник, поднял с места и спокойно сказал: «Присаживайтесь, мамаша. А мы покурить выйдем или воздухом подышим. Мне кое-что объяснить парню надо».
- Не надо, не объясняйте, не обижайте его, - запричитала мама.
- Ох, надо, мамаша. Очень надо. Но бить не буду. Не волнуйтесь. Потому что боюсь убить этого подонка. Не хочу руки об него марать.
- Простите меня, бабуля. Я не хотел Вас обидеть, - сказал парень и стал пробираться к выходу.
Люди, слышавшие этот разговор, возмущались и в след ссутулившемуся и сжавшемуся парню говорили очень не добрые слова.
- Присаживайтесь. И не расстраивайтесь Вы так. Идиот. Натуральный. Вы расскажите нам что-нибудь. Ехать долго. Завтра праздник такой замечательный. Расскажите, - сказал мужчина, вмешавшийся в наш разговор с парнем. – Вы завтра к Большому театру пойдете?
- Нет, не пойду. Мы с мужем несколько раз ходили. Никого там из наших друзей не встретили. Очень расстраивались. И перестали. Да и муж уже умер. А вот к Могиле Неизвестного солдата поеду. Я всегда там 9 Мая бываю. Куплю цветочки, чтобы на могилу положить.
- А что же так? Почему никого не встречали?
- Да я перед войной на Кавказе жила. В Адлере призывалась. Наши однополчане в тех краях в основном живут.
- Ну, не плачьте. Пожалуйста. Расскажите нам что-нибудь. Ведь было что-то забавное на фронте.
- Все было. Как и в жизни без войны: и страшное, и плохое, и хорошее, и смешное... Ну, ладно. Вот, вспомнила один эпизод. Вроде смешной.
Мы получили паек. В тот день нам сухофрукты выдали: изюм и чернослив. Идем с девочками, такие радостные, веселые. Еще бы – вкуснятину такую дали. Придем, по маленьким мешочкам распределим, чтобы на месяц хватило. В это время слышим – летят.
- Кто летит? – спросила девочка лет семи, сидевшая на руках у немолодой женщины.
- Самолеты фашистские летят, деточка. Летят и бомбы сбрасывают. Взрывы, гул. Так страшно стало. Ну, одна из наших девочек крикнула: «Давайте сюда. Скорее! В дом!». Забежали мы, дурехи, в этот пустой дом. А взрывы все ближе и ближе. Окна из дома выбило. Даже комья земли залетели.
- Все. Конец. Сейчас нас накроет, - закричала одна из девушек. – Да я хоть перед смертью наемся. В последний раз.
И стала она быстро-быстро в рот запихивать чернослив. Ну и мы все тоже. Глотаем, почти не жуем. Словно боимся, что у нас немцы сейчас этот чернослив отнимут. Уже и не плакали больше, и бояться перестали. Нас человек десять было. Вот и представьте картину – девушки в форме сидят на полу и горстями изюм с черносливом уплетают. А рядом взрывы, самолеты низко летающие…
Только доели – и бомбежка прекратилась. Не попали в наш дом. Тихо так стало. Поняли, что живы остались. И тогда другая девушка как закричит:
- Да что же ты нас заставила все съесть! Как целый месяц жить без сладкого будем? Да я тебя сейчас сама убью. Ты провокатор.
Мы ее за руки схватили, кто-то ее обнял. А потом все как заревем… Вот действительно жалко было, что все съели. Так ревели. А потом смеяться стали. Долго успокоиться не могли.
- Я думаю, что это у вас массовый психоз был. Так бывает. Коллективный страх разные формы иногда принимает, - сказала женщина, стоявшая недалеко от меня.
- Да, уж не знаю про этот коллективный психоз. Но вот на следующий день мы на дежурство уж точно коллективно выйти не могли. Не в форме были.
- Не понял, мамаша, почему не в форме?
- Да потому, что по килограмму чернослива съели. А он ведь как слабительное действует. Над нами потом весь полк смеялся. Вот опозорились как. Правда, ребята нам изюм отдали. А чернослив мы у них не стали брать. Наелись надолго.
Вот такой смешной случай. Или не очень? Что-то вы и не смеетесь даже…
Свободное копирование
