- Ну и как ты служить начала?
- Попала в инженерный полк. Нас, девочек с Кавказа, там много было. Я сразу подружилась с Соней, она армяночка. Из Адлера.
- Я помню ее по фотографии – такая красавица.
- Да, Сонечка очень красивая была. Ох, и пришлось ей пострадать из-за этой красоты. Все мужики проходу не давали. Но она строгая была. В конце войны замуж вышла за офицера одного.
- А у тебя много ухажеров было?
- Я тебе не про это рассказываю. Сама спросила, как служба началась. Нас одели, постригли. У меня тогда 34 размер обуви был. А на складе самый маленький 38 оказался. Выдали мне сапоги, портянки. Намотала я их на ноги. Встали мы в строй и повели нас. Долго шли. Ты же знаешь, я выносливая, с детства по горам бегать привычная. Иду, а сил от боли уже нет. Отстала совсем. Подходит ко мне старшина. Стал ругаться. Да матом. Мне так стыдно. Заревела. Слово сказать не могу. Потом все же призналась, что ноги болят.
- Снимай сапоги. Показывай, что у тебя там, - крикнул старшина.
Сняла. А там красные от крови портянки.
- …твою мать! Да я всех этих фрицев передушу. Да что же это делается? Девочки, доченьки наши такие муки из-за них терпят.
- Вызвали медсестру. Она обработала мои ноги. Хорошо, что телега была. Посадили меня. Так и доехала на лошадке до части. Потом меня тот старшина научил портянки наматывать. Быстрее всех накручивала. И никогда больше ноги не натирала. Но вот так в большой обуви и проходила. Поэтому, наверное, к концу войны уже 36 размер стал.
- Мамуль! Но ты же регулировщицей была?
- Да. Так часть инженерная была. Я же тебе говорила. Мы мосты строили, понтоны на переправах устанавливали. Дороги охраняли. Движение регулировали.
Я как-то быстро сержантом стала, а через год уже старшим сержантом. Не знаю почему. Может, что шустрая была да многое умела. Мне уроки брата на войне очень пригодились. Да девочки еще секретарем комсомольской ячейки избрали. Отделением регулировщиц командовала. Хоть и моложе почти всех была. Не знаю почему именно я. В партию я только в 43-м вступила.
Мы по расписанию на дорогу выходили, чтобы регулировать движение. С нами считались. Знаешь, иногда такая сутолока начиналась, так все перемешивалось: люди, машины, орудия, подводы. А бывало, что и бомбить начинали. Но мы пост не имели права покинуть. Нас за пробку на дороге под трибунал могли отправить. Поэтому мы следили, управляли. Да нас даже боялись: в боевой обстановке имели право в водителя стрелять, если он нарушит очередность движения. Это знали, поэтому нас слушались. Матерились, конечно. Но не спорили.
В нормальные дни нам всегда улыбались, а мы флажком махнем и тоже с улыбкой счастливого пути пожелаем.
Дежурили мы круглосуточно по 6-8 часов. На некоторые точки пешком добирались, на дальние нас на машине развозили. Между постами 3-5 километров.
- Подожди. Ты 6-8 часов не могла пост оставить? А как же в туалет…
- Да кто об этом думал.
- Еще получается, что и ночью стояла одна на дороге? И никого рядом?
- Ну почему же никого? Иногда немцы летали над дорогами и бомбили. Получается, что не одна.
- Но ведь страшно?
- Человек ко всему привыкает. Сначала страшно было. А потом надоело. Перестала бояться. Но не всего. Бомбежек все время боялась. Особенно после одного случая.