- Как же мне нравится Софико Чиаурели. Такая артистка замечательная. Так жизненно все играет. А еще, когда ее вижу, всегда нашу Софико вспоминаю. И случай с посылкой.
- Тогда сначала скажи, кто такая Софико, а потом про посылку. Что в ней было особенного, раз так запомнила?
- Мандарины там были и деньги.
- А Софико кто?
- Девочка у нас служила. Грузиночка Софико.
- Мандарины из Грузии – это понятно. А вот деньги в посылке во время войны, когда все проверялось, – тут перевод нужен.
- Да я же тебе говорю: не переводом, а в посылке ей деньги мама прислала.
- Ма! Рассказывай все по порядку. Пожалуйста.
- Софико добровольцем ушла на фронт. Вместе с братьями старшими. У нее их трое было. Родителям ничего заранее не сказала. Только в день призыва сообщила. Они ее не хотели пускать. Но она все равно пошла. Да и поздно уже – все бумаги оформлены. Никто подписанный приказ не отменит.
Она хорошая девочка была. Добрая, справедливая, работящая, терпеливая. Никогда не ныла. Только вот некрасивая была. Рослая, крепкая, брови черные, густые. Вот не нравилась она ребятам.
- Ну и причем здесь мандарины и деньги?
- Да притом, что ее родители три похоронки получили. На сыновей своих. В один год. И мама ее все время писала, чтобы Софико домой возвращалась. Я понимаю эту несчастную женщину. Сыновей потерять, да в постоянном страхе за дочь жить. Как это матери пережить?
Софико родителям объясняла, что никто ее не отпустит. Она и сама понимала, что к маме надо. Отец заболел, слег после похоронок. Но просто так из армии уже не уйдешь. Добровольно попасть можно, а вот добровольно уйти – никак.
И вот к Новому году ее мама присылает посылку. С мандаринами. А в ней письмо. Чтобы ящик не выбросила, да и не сожгла. Мол, примета такая грузинская. Разобрать надо, расколоть и в Новый год сжечь.
Как же мы мандаринам тем обрадовались. Все, кто с Кавказа были, даже есть не хотели. Сохранить их подольше хотелось... Всем они дома родные напомнили.
Про ящик забыли даже. Софико удивлялась. Не помнила она такого обычая. Но потом все же разобрали. Он с двойным дном оказался. А там деньги. Много денег. И письмо еще одно. От мамы Софико. Она просила деньги большому начальнику отдать, чтобы Софико домой отпустили.
Мы удивились, что деньги дошли. Недолго обсуждали предложение мамы Софико. Понятно стало, что нельзя так поступать. Мы же комсомолки и члены партии. За такое и под трибунал попасть можно.
В полку все Софико жалели. Все понимали. И командир полка тоже. Но мы тогда и представить не могли, чтобы взятку дать. Да и не взял бы никто. Маму с папой Софико жалко. Их тоже понять можно. Они на все готовы, чтобы дочь вернулась живой.
И тогда одна девочка сказала, что Софико забеременеть надо. Тогда и домой отпустят. Она так рассердилась. Чуть не избила ту девочку. Так и сказала: «Лучше умру, чем маму с папой опозорю».
Но мы ее уговорили маме письмо написать и спросить разрешения на ребенка.
Мама ответила: «Рожай. Немедленно. Если нужны для этого деньги, я еще вышлю. Займу, но пришлю».
И стали мы думать, как Софико забеременеть, потому что никто за ней не ухаживал. Абсолютно.
Вот никогда я мужиков понять не могла. Как женщина порядочная, работящая, скромная, но не красивая – так им не нужна. А вот, если красавица, - все. Ничего не видят, ничего не замечают. Дай им ее и прям сразу. А потом жалуются: она хозяйка плохая, погулять любит, ничего делать не хочет… Так куда смотрел? О чем думал? Или они не думают в этот момент? Нет. Не пойму их.
- Мамуль! Да это нормально, что мы их понять не можем, а они нас. Но ты хотела о Софико рассказать. Решили проблему с ребенком?
- Трудно мы ее решали. Сами-то все девочки. Многие и не целовались с ребятами. Но была у нас одна девочка шустрая, опытная. Вот у нее роман был. Ее заместитель командира полка любил. А мы не любили. Она все отдельно от нас. Сторонилась даже. Простушками нас считала. Она десятилетку окончила. Это да. Не то, что я. Да такая капризная была. Не дружила с нами. А еще обидно было, что ее награждали медалями, а из нас никого. Хотя она меньше всех на дорогах дежурила. И ничего такого героического не совершала.
Но деваться некуда - решили ее попросить помочь. Ну, посоветовать, как быть. Она научила.
Мы концерт подготовили. Столы накрыли, ребят пригласили. Спирт месяц экономили. Даже на сахар и сухофрукты не меняли. Поэтому было, что выпить. Спели, потанцевали. Потом все ушли, как заранее договорились, а Софико с одним парнем оставили.
И все получилось. Забеременела она. Сразу. Хотела этому парню деньги отдать. За ребеночка. Но он не взял. Так ругался. Так орал на нее за деньги эти.
Софико немного себе на дорогу оставила, а остальные в фонд обороны отдала. Ей потом на построении при всех даже благодарность объявили. За такую сознательность. Она глаза опустила. Неловко ей было. Да и у нас все прощения просила, что уезжает. Но мы ее не осуждали. Нам так ее маму жалко было. У многих из нас погибли родные. Но, чтобы вот так, три брата почти сразу – такого ни у кого не было.
Скоро Софико демобилизовали. Уехала она домой. Папу уже не застала. Умер он. Мальчик у нее родился. Она его в честь папы назвала. Тенгизом.