- Мамуля! Так ты говоришь, что все интересно про Германию узнать. За две недели я все узнать не могла. Хотя многое увидела. Хорошо они живут. Достойно. Посмотрела и даже горько стало. Мы вроде победили в войне, а в итоге выиграли немцы. Простые немцы, мам. Хотя начинали примерно в одних условиях в 45-м. Но не буду об этом. Знаю, что тебе не нравится, когда я про нашу страну не очень добрые слова говорю.
Я тебе расскажу, как я там почти международный скандал устроила.
- Как скандал? Ты же не любишь конфликты.
- Не люблю. Но вот там не сдержалась.
Привели нас в музей второй мировой войны в Бонне. Заходим в центральный зал. А там во всю стену фотография: разрушенный Берлин, на фоне дома испуганная немка, у которой из рук советский солдат выхватывает велосипед. И экскурсовод именно на фоне этой фотографии начала рассказ об истории второй мировой войны с того, как советские солдаты обижали местное население.
Отошла от группы и вышла из музея. Через несколько минут выбежал руководитель нашей делегации: «Ты чего ушла? Куда ты?».
- Евгений Степанович! Прости меня, но не могу я там оставаться. Мои родители воевали, а мне сейчас вместо «Здравствуйте» говорят о том, какие наши солдаты сволочи были. Я бы сдержала себя, если бы рядом другие фотографии были: как наши детей из полевых кухонь кормили или как фашисты людей в концлагерях сжигали. Честно, я удивляюсь, что наши себя сдерживали. Ведь сколько ненависти накопилось у людей за четыре года. Сколько ужасов, трагедий, несчастий они увидели и узнали, пока до Берлина дошли...
Зачем нас сюда привели? Ты можешь мне сказать?
- Да мне самому тошно. Я тоже туда не вернусь. Давай закурим, товарищ, по одной!
- Давай закурим, товарищ мой!
Минут через десять почти все из нашей делегации Правительства Москвы вышли из музея. А нас со Степанычем потом ругали, что мы чуть международный скандал не спровоцировали. Вот так, мамуля, я в музей сходила.
- А тебе точно ничего не будет? Хотя… Я тоже ушла бы.
- Не будет, не волнуйся. Но ты мне честно скажи – действительно мародерство было так распространено? Может быть, зря на немцев бочки покатила?
- Не знаю, что и как в Германии было. Мы в Польше были, когда я демобилизовалась. Там много богатых домов видела. Хотя и очень бедные избушки стояли. Совсем как наши мазанки. Не видела, чтобы отнимали, издевались. Кормить кормили. Это да.
Да и в офицерских семьях после войны ничего особенно не видела: скатерки какие-то, патефоны, аккордеоны трофейные. Да из простых офицеров никто богатым после войны не стал. А уж про солдат что говорить? Я с вещмешком за плечами с войны вернулась. Какое богатство могла я там унести. Не знаю, как и где все было. Ты же сама знаешь, что люди разные были и есть.
Но я тебе историю расскажу одну.
Была я в одном очень богатом доме. Была.
- В Польше?
- Да причем здесь Польша. У нас. Мы после войны в Мукачево жили. Там штаб армии был. Папа тогда в политотделе работал. На одном вечере в клубе с женщиной познакомилась - женой начальника тыла. У нее деток своих не было. А Вадик ей наш очень понравился. Он такой красивый мальчик был. Такой забавный…
- Мамулик! Так ты познакомилась с женой начальника тыла и…
- Она старше меня была. Но мы с ней дружить стали. Не знаю, почему. Наверное, из-за Вадика. Она с ним так нянчилась. Так его полюбила. Даже игрушки ему дарила. Вадимчик так смешно разговаривал…
- Мам! Ну почему ты про нее мне рассказать хотела? Мы же про мародерство начали… Давай про Вадика потом. Обещаю, что выслушаю. Честно. Но потом…
- Так вот: я у них дома бывала. Это музей настоящий, а не квартира. Там картины были в рамах золотых, люстры хрустальные, а посуда… Как в музее в Кусково. Одни бокалы для вина на всю жизнь запомнила. Берешь в руки, поворачиваешь, а олень словно бежит по лесу. Понимаешь, он передвигался. Мебель у них очень красивая была. А какие у нее шубы были. Я таких потом и не видела.
Она женщина добрая была. А вот про мужа ее все плохо отзывались. Он, конечно, не отнимал у немцев велосипеды. Но много он богатства из Германии вывез. У других больших начальников дома не была. Не знаю, как и что. Но про других и не говорили ничего такого.
У нас дома часы трофейные были. Помнишь? А еще комод и шкаф. Это жена начальника тыла нам подарила, когда мы в Звенигород переезжали в 1953. У нас своего вообще ничего не было. Папа с войны ничего не привез. Но он Прагу освобождал. Как там было, не знаю.
Но я тебе ведь совсем о другом хотела рассказать.
- О чем о другом? Давай про Вадика потом…
- Да не про Вадика. А про Нину Ивановну.
- Какую Нину Ивановну?
- Ну как какую? Жену начальника тыла.
- А… Ну, и что Нина Ивановна?
- Так вот что. Я тебе говорила, что очень у них дом богатый был, а деток Бог не дал. Но она женщина очень сердечная была. Они мальчика местного в 46-м году усыновили. Ему лет 7 было. Отмыли, одели, в школу отправили. Хорошенький стал такой. А в один год со мной она девочку родила. Ты в июле родилась, а Светочка их в апреле. Такая радость для них была. И не передать. Хотя Нине уже где-то под сорок было. Мы вместе гулять с вами ходили.
- Я поняла. Действительно хорошая женщина.
Я уже встала, когда мама сказала:
- Так ты не хочешь историю дальше дослушать?
- А что, еще продолжение есть у истории про Нину Ивановну?
- Есть. Вижу, что надоело тебе. Я быстро доскажу. Мы уехали в Звенигород. Даже несколько писем написали друг другу. А потом она писать перестала. Я расстроилась. Но что ж делать. Примерно через полгода мне папа рассказал, почему. Приемный сын после рождения Светочки очень изменился. Стал злобным, агрессивным. Ревновал, наверное, родителей к сестричке. И так заревновал, что убил Светочку. Задушил подушкой, когда она спала. Муж Нины Ивановны его застал за этим и застрелил. Ну а после этого сам застрелился. Тогда у всех офицеров были пистолеты. Там же бандеровцы зверствовали. Там война продолжалась долго. А Нина Ивановна с ума сошла. Совсем. Ее в сумасшедший дом отправили. И все их богатство осталось никому не нужным.
И опять Толю вспомнила, который мне в детстве еще говорил, что чужое никого никогда счастливым не делало. Одна беда от ворованного и награбленного.
- Да… страшная история… Вроде и не про мародерство… Хотя…