Однажды я приехала в Москву и, как всегда, остановившись у Александры Ивановны, бегала и рассматривала витрины любимых улиц. Кто-то схватил меня за рукав.
– Киттинька! Киттинька!
Зов милого детства! В душе встрепенулось что-то теплое, живое…
Передо мною стояла Анна Георгиевна Телегина, или просто Анюта, племянница нашей няни Пашеньки, зеленоглазая хохотушка, которая ездила с нами по Волге в детстве. Теперь она была заведующей детским садом, энергичной, полной сил женщиной.
Анюта смотрела на меня с нескрываемым недружелюбием.
– Стыдно вам! Стыдно вам!.. – сказала она строго. – Вы выросли на моих глазах, я знала вас всегда доброй девочкой, я не предполагала в вас такой жестокости, злобы, такого бессердечия к собственной матери!
– Матери?! – удивилась я, – у меня ее нет. Она прокляла и навек отказалась от меня.
– Прокляла?! Вы что, с ума сошли?! – теперь настала очередь удивляться Анюте. – Она плачет о вас, не осушая глаз, день и ночь говорит только о вас! Посмотрели бы вы, как она изменилась, похудела, мне кажется, она скоро с ума сойдет от тоски!.. Кто только мог выдумать такую глупость?
Тогда я рассказала Анюте, как тетка захлопнула передо мной двери дома.
– Киттинька, я хочу вам верить и не могу!.. Все, что вы рассказали, чудовищно. Анатолия Прокофьевна просто преступница, это какой-то уголовный тип!..
Анюта ни за что не хотела меня отпустить, она буквально вцепилась в меня и требовала, чтобы я немедленно, сию минуту шла к ней.
– Я сама схожу за вашей мамой, – говорила она, – вы сейчас же должны увидеться, объясниться… нет, нет, я не могу, я просто не имею права отпустить вас!
Тогда я объяснила Анюте, что должна предупредить Нику и Алю, и помчалась на Вторую Брестскую известить Нику о моем предстоящем свидании с мамой и о том, что могу задержаться. Сердце так билось, что, казалось, разорвется.