И мы снова поехали в Звенигород, но на этот раз в противоположную от Саввиного монастыря сторону.
– Если соскучишься по Москве, – говорил Ника, – скажи мне. Свезу тебя в театр, в оперетту, в цирк. Кроме того, возьми с собой подругу, пусть у нас живет. Тебе будет веселее, ведь ты часто остаешься одна… Если еще чего-нибудь хочешь, скажи – все сделаю, только, мой храбрый Курчонок, не убегай больше!..
Со мной поехала Шура Воронина, одна из подруг моего детства. Эта умная и веселая девушка обладала красивыми карими глазами и была прекрасно сложена. Сама мастерила себе туалеты и, имея скромные средства, одевалась необыкновенно изящно.
Шура была редким исключением из женщин: она не была завистливой и чуждалась всяких сплетен. У нас не было ни одной ссоры.
Дом Олсуфьевых был огромным, в два этажа, и каждая из комнат выдержана в определенном стиле. Но через разбитые стекла окон прорвавшийся в комнаты мороз лег на стекла картин и зеркал легким слоем инея. Одна из гостиных (в стиле времен Елизаветы Петровны) стояла как будто в полном порядке, и, только подойдя ближе, я увидела, что все пуховые сиденья кресел и стульев вынуты, замша роскошных диванов вырезана. Вырезаны были также гобелены, рисунки на экранах перед каминами и ободраны все ширмы.
В некоторых комнатах на карнизах мотались клочки и лоскутья материи. Видимо, занавеси рвали прямо с карнизов, стоя внизу.
В каком состоянии была домовая церковь, трудно себе представить: престол в алтаре был поставлен вверх ногами…
Зато библиотека, огромная, с большим отделом иностранной литературы, была почти не тронута. Это сулило мне ни с чем не сравнимые наслаждения!
Вокруг дома разбит огромный парк, масса служебных построек, а также конюшни, телятники, коровники и свинарники.
Весь верхний этаж занимала богадельня.
Согнутые крючком, хромые, полуслепые, а иногда и полусумасшедшие старики, кашляя, охая и ссорясь, шмыгали взад и вперед по лестницам, как потревоженные тени.
Мы должны были поселиться в первом этаже. Ника предоставил выбор мне. Дом имел не один вход и не одно крыльцо. Воспользовавшись этим, я выбрала три комнаты так, чтобы они имели отдельное крыльцо и чтобы можно было, обив и утеплив двери, отделиться от выстуженного дома…
Таким образом, мы получили две небольшие светлые комнаты и третью большую, видимо, бывший кабинет. Половина стен в дубовых панелях, с большими бронзовыми канделябрами. Плотные дубовые ставни на окнах, которые вечером в непогоду так уютно затворить и посидеть у камина, который стоял тут же, с целым рядом мягких кожаных кресел вокруг.
Благодаря Никиной бесшабашной натуре жизнь наша в материальном отношении была очень неровной. Ника пропадал по-прежнему. Иногда у нас по нескольку дней ничего не было, кроме корок сухого хлеба. В такие дни мы с Алей, вычистив все банки от консервов сухим хлебом, брали по крынке молока и, забаррикадировавшись целой горой книг, ложились на большой кожаный диван и утопали в чтении.
Потом приезжал Ника, и начинался дым коромыслом.
Он оставался в моем сознании каким-то странным, темным человеком, чем-то вроде Соловья-Разбойника.
Часто мы ездили с Алей в Звенигород, иногда в Москву.
Свободное копирование
