Разрыв с Васильевым, потеря Петровского и возвращение в Москву произвели среди некоторых наших знакомых целую сенсацию. Эти люди под личиной дружбы и лицемерного участия плохо скрывали свое безумное любопытство. Теперь они как мухи роились около нашего всегда гостеприимного стола, выпытывая, выспрашивая обо всем простодушную и доверчивую маму.
Нашлись среди них и такие, кто искал связей с летным миром и услужливо наводил справки о Васильеве для того, чтобы, как следует обсосав и пережевав последние, передавать их нам.
Таким образом мы узнали, что после долгого и беспробудного пьянства Васильев выехал на испытательные полеты в Петроград.
Мои отношения с матерью становились хуже день ото дня. Анатолия язвила при всяком удобном случае, мама ее не останавливала, она считала меня виновной решительно во всем: я не умела обуздать Васильева, не умела «приручить», не умела удержать на почтительном расстоянии. В то же время мама не отдавала себе отчета в том, что ее подзуживали, терзали и расстраивали мнимые друзья.
Молва шумела, вспенивалась и выбрасывала накипью грязный, отвратительный мусор: одна версия сменяла другую.
От этих сплетен мама в ужасе хваталась за голову.
– Слушай, Китти, я уже неоднократно говорила тебе о том, чтобы ты как можно скорее подала на развод.
– Для чего?
– Как для чего? Мало ли какого хорошего человека ты можешь встретить. Тебе необходимо выйти наконец замуж по-настоящему.
– Но я никого не люблю.
– Я не понимаю, чего ты ждешь? Неужели ты не понимаешь, что мы в самом двусмысленном положении? Пойми, что обстоятельства сложились таким образом, точно Васильев тебя бросил! Это стыд! Идут сплетни, толки, пересуды, я измучилась, бедный князь в своем гробу… – Мама собиралась сесть на своего любимого конька и рассказать, как от моего поведения переворачивается в гробу отец.
– Мама! Да ведь мне пока еще никто не собирается делать предложения.
Я думала ее озадачить, но эти слова сразу преобразили ее, лицо расцвело улыбкой, точно именно этого она от меня и ждала.
– Китти, Китти, – радостно и быстро заговорила она, – только слушай меня, я мать, я желаю тебе добра. Господь нас не оставляет, видишь, какой некрасивой ты родилась, но недаром в народе говорят «в рубашке родилась», вот ты как будто все потеряла, а знаешь ли, что я говорила сегодня утром с Дубовым и он согласен на тебе жениться, он просил меня передать тебе это.
– Согласен? То есть как это согласен? – Все кровь бросилась мне в голову. – Мама, я не понимаю этого слова, что оно значит?
Мама вдруг смутилась, испугалась чего-то, и опять в глазах ее мелькнуло что-то жалкое.
– Китти, – быстро понизив голос до шепота, заговорила она, – брось свою гордость, зачем закрывать глаза на правду, все же понимают, что что-то неладно, ты – дочь своего отца – без венца, без церкви, это же бесчестие, без Божьего благословения, ведь это было несчастье, все то, что с тобой случалось… ужас! ужас! Дубов обеспечен, у него будущее, он любит тебя, наконец, если, ну, ты понимаешь, я ему все, все рассказала. Он джентльмен!..
– Мама! Мама! Где ваше достоинство, гордость, честь?.. Дубов – это тупое животное, и вы перед ним распинались, исповедовались? Вспомните, я один раз била его по лицу… Наконец, когда он пришел делать мне предложение, я выгнала его вон, а теперь, что я, по-вашему, подержанная вещь с изъяном, продающаяся по дешевке?! – И одно слово обиднее другого срывалось с моего языка.
Тогда мама начала кричать о моем отце, который проклял свою непокорную дочь-герцогиню, начала взывать к Богу, умолять меня соблюсти какие-то условности, стала передавать мне какие-то новоиспеченные сплетни, начались мольбы, слезы, угрозы.
Я не сдалась и заснула с тяжелой от слез головой.