Воспоминания, которые сохранились у меня от жизни в доме на улице Серова касаются, в основном, только нашей семьи, очень в малой степени соседей или других жителей посёлка, и они поверхностны – впечатления ребёнка, узнающего мир, но ничего в нём не понимающего и принимающего как данность.
В доме на улице Ломоносова жила уже отроковица – любознательная и пытающаяся что-то анализировать и обобщать. За пределами нашей квартиры жили интереснейшие люди. Вот о некоторых из них я сейчас и расскажу.
Начну с тёти Симы Бережной, что жила на первом этаже в одной из комнат трехкомнатной квартиры с двумя детьми. Вообще-то у нее было трое детей: Света, Виктор и Люда. Люда родилась в феврале 1942 года, и мы с нею не то чтобы были подружки, но приятельствовали. У тети Симы где-то в Хабаровском крае жила сестра-инвалид Анна, и средняя дочь Света была определена на житье к тете, у которой не было обеих рук. (Если бы не Света, то тетю Аню пришлось бы отдавать в Дом инвалидов). Виктор и Люда жили с матерью в крохотной комнатке, где ничего, кроме трех кроватей, стола и вешалки в углу, не было. Тетя Сима была еврейка и задушевная мамина подруга. Доброты и терпения она была неимоверной. По крайней мере, я таких не встречала. Она работала в "Союзпечати", и ее можно было увидеть то на нашей почте в окошечке, то в киоске - продающей газеты. В их тесной комнатке все время толпился народ - друзья Виктора и Люды. Как мы ей не надоедали? Наша Мама не любила, когда у нас с Галей было много гостей - ну один-два и не очень надолго. У Бережных же мы проводили все свободное время, особенно зимой, когда дома скучно, а на улице холодно. Там мы, соплячки, вникали в мир и интересы старшеклассников (Виктор был года на 3 года старше меня).
Тетя Сима была источником книжных новинок, которые она приносила из своего киоска почитать. "Золотой теленок", "Приключения Робинзона Крузо" - эти названия я услышала впервые от Виктора. Навряд ли у тети Симы были большие доходы. Может быть, она получала пенсии или алименты на детей? Не знаю, где был и жив ли был отец Люды, Виктора, но образование детям тётя Сима старалась дать хорошее.
У Люды успехи в школе были так себе - математика ей не давалась, но в какой-то момент она возжелала научиться играть на баяне (сорванец Людка была еще тот), и мать записывает ее в музшколу и покупает баян, от чего моя Мама чуть не поссорилась с лучшей подругой: "зачем?"
Люда после седьмого класса не захотела больше учиться и пошла осваивать специальность токаря в ремесленное училище, где работал и мой Папа. Позже она уехала в Магадан, служила там в армии (был такой период, что в армию брали девушек - мало было парней рождения военных годов). В армии Люда нашла себе жениха, вышла за Петра, но детей им долго Бог не давал, и они усыновили мальчика-эскимоса. Малыш оказался олигофреном. Через несколько лет Люда родила Колю, который рос в отца - высоким, умным. А младший был маленьким, узкоглазеньким и придурковатым. Но Люда любила его не меньше родного Коли. Позже, я слышала, Петр из семьи ушел. Люда вернулась в Хабаровск и жила с матерью до самой ее смерти в выделенной "Союзпечатью" своему старейшему работнику квартире недалеко от площади Ленина – это самый центр города...
Про Виктора я мало что знаю. Его тетя Сима доучила до 10-го класса, несмотря на то, что за его учебу пришлось платить – до не помню какого года после войны бесплатным было только семилетнее образование. Он женился, тоже уехал из Хабаровска, закончил институт, работал где-то на шахтах.
А вот со Светой была история. Она шибко обиделась на мать, что та "испортила" ей жизнь, отдала в няньки тетке-инвалиду, лишила девочку детства. Знаю, что Света так и не простила этого матери, не приезжала в гости и вообще чуралась остальных родственников. Тетя Сима очень переживала разрыв с дочерью.
Через стенку от нас жила семья Белоусовых. Мужа у тети Оли не было, зато детей - я даже и не могу подсчитать - сколько их было. Все белоголовые, с круглыми голубыми глазами, широкими русскими лицами. Старшая Валя быстро, после заселения дома, ушла из их квартиры - вышла замуж. Со средней Люськой - на 2 года меня старшей - я даже приятельствовала в пору своего созревания. Девчонка эта была пройдоха, но заводная. Она была полным антиподом Людки Бережной, тем более - Белоусовы не любили евреев (а кого они любили?). Еще в семье был Вовка - приземистый, похоже, горбатый подросток, очень хулиганистый. Огромная эта семья была наказанием для дома - вечные скандалы и крики… С тетей Олей старались не связываться - злющая была женщина. И как с ними, в одной квартире, в комнатке прямо над Бережными, жила бедная тетя Рита с сыном Леней?
Тетя Рита и Леня были ярко выраженными евреями. Их отец (муж т. Риты), вероятно, погиб на войне. Леня был очень умным мальчиком, мы с ним дружили, какое-то время он был даже в меня влюблен, а тётя Рита – добрейшей души человек. Чуть вытянутая челюсть, черные кудерьки на голове, картавость, невысокая, худенькая – я на своей жизни пересмотрела массу таких еврейских женщин, и, как правило, все они были совершенно лишены каких-то жизненных хватательных рефлексов. Всегда слабая улыбка, тихий голос, неимоверная доброта и прощение в глазах. Когда я лежала в больнице, из нашего дома только тётя Рита передавала для меня через маму передачи, а у нее откуда были лишние деньги?
Напротив Белоусовых жила семья Соркиных, где была Надька, старше на год меня, красивая и разбитная девчонка. И с ними соседка - тетя Дина с дочкой Людочкой. Тетя Дина была хороша красотой Марлен Дитрих. Тонкое лицо с чуть раскосыми глазами, шляпка-беретик из фетра, тонкое драповое пальто, ботики на каблуках - в нашем пролетарском доме тетя Дина была - как чайная роза среди чертополоха. И Людочка ей под стать - беленькая, похожая на мать. Она была младше меня, и поэтому я с нею не общалась. Только и помню ее обидчивый вид да торопливую, глаза в землю, походку ее мамы, спешащую после работы закрыться в своей комнате. Отец Людочки был военный, но не жил с ними. Меня мало интересовали дела взрослых, но как-то я услыхала мамину речь, обращенную то ли к Папе, то ли к кому из соседей: "Она говорит: он сидит у меня в гостях, а я его - не смею". Я так и представила, как этот тонкий военный, нога на ногу, сидит в комнате тети Дины, а та рядом боится поднять на него глаза. Так этот военный куда-то и пропал.
А напротив нашей двери полностью квартиру из двух комнат занимала семья чувашей Фроловых. Детей них было - несчетно. В центре их комнаты, что побольше, лежал матрас с ворохом цветного тряпья – лоскутное одеяло, простыни – все пестрое. К потолку привешена люлька, в которой все время лежал маленький, завернутый в пестрые тряпки. С Генкой Фроловым мы были однолетки и гоняли по чердакам в компании таких же сорванцов.
Потом туда вселились Бражниковы, средний сын которых Вадим стал моей первой сердечной привязанностью. Но об этом дальше.
В нижнем этаже жила семья Коровиных, состоящая из дяди Леши, длинного и мрачного черноволосого рабочего, часто пьющего и скандалившего со своей толстой и коротенькой женой Таней, глупой и неприятной бабенкой, сплетницей и матершинницей. У них было несколько детей, но мне они были не по возрасту. А вот со второй дочерью Верой дружила моя сестра Галя. Младшая их дочь Нина росла очень маленькой, но до того была хитра и умна, что сызмальства получила прозвище в доме "Старуха". Напротив Коровиных в одной из комнат двухкомнатной квартиры жила тетя Катя с дочкой Альбиной. Очень яркие женщины. Тетя Катя - грудастая и жопкастая, с тонкой талией, прямым носом, черными глазами, короткими остриженными и завитыми мелкими кудрями волосами - была олицетворением женского обольщения. Платья она носила цветастые, обтягивающие ее крепкую фигуру, созданную как-будто для искушения мужского глаза (глядя на Софи Лорен в "Браке по-итальянски», я всегда вспоминаю тетю Катю). А Альбина, наоборот, - тоненькая, хорошенькая - сил нет, как она мне нравилась. Я фактически была в нее влюблена. Стройная, серьезная, с удлиненным лицом и длинными глазами, над которыми разлетались тонкие черные брови - она была для меня воплощением того типа женщины, на которую я хотела бы походить. (Увы, я была ее полной противоположностью).
В той же с тетей Катей квартире жила семья Матвиенко. Муж работал в милиции (синий китель, галифе, сапоги), а тетя Ася до самой смерти была медсестрой в кабинете детского врача посельской поликлиники, заодно она работала и в наших детских садах. (Все мое детство я помню тетю Асю и еще врача Любовь Леонидовну Горцбейн, которые при любой болячке, кроме зубов, пользовали нас, маленьких, уколами, лекарствами и процедурами). Лицо тети Аси - овальное, рябоватое - до сих пор передо мною. И ее голос - добрый, чуть усмешливый…
Помню эпизод – я на приеме у «ухо-горло-нос», тётя Ася – медсестра. Врач, убирая со лба полированное зеркало: «У тебя в левом ухе серная пробка, надо промыть». – Я: «А больно будет?» – Та, насмешливо: «Ты что, боли боишься?» Я смущена, и за меня вступается тётя Ася (расцеловала бы её в эту минуту): «Она столько боли натерпелась после операции, что всего боится. Не больно, Нина, не бойся!» Я готова расплакаться от того, что тётя Ася так верно поняла меня.
