Как-то уже в 11-том классе наша любимая Екатерина Михайловна (классный руководитель, ведшая у нас литературу) вдруг резко отозвалась о Маяковском: "Я его не люблю! Что это за чванство - профессор, снимите очки-велосипеды..." Это было так необычно: учитель литературы - против программного поэта.
Если бы нам разрешалось вольнодумие!
Я не любила писать сочинения по литературным образам. Это стало общим местом, что в школе нам не прививали, а вытравливали любовь к литературе. Нашему классу повезло - у нас были два потрясающих преподавателя литературы: Нина Александровна Парфёнова и Екатерина Михайловна Ушанкова. Какие слова и образы они находили, чтобы донести до нас прелесть разбираемых поэм и повестей! Мне кажется, что они передавали нам и свое восхищение, и свое неприятие каких-то авторов. Я так и не полюбила в школе Маяковского и Толстого - к ним были равнодушны наши учителя. (Уже глубоко взрослой я снова вернулась к этим именам и удивилась: то ли нашим прекрасным учителям не хватило широты взглядов, то ли они намеренно «зауживали» их, ведя уроки, будучи «у времени в плену»).
В 10-ом классе как-то нам задали сочинение по нашей трудовой практике. И я описала ателье, где тогда работала по дню в неделю. Мне захотелось написать не столько "про радость труда", сколько про людей, с которыми я там познакомилась. Они были такие разные - те женщины, у каждой свой характер, своя судьба, своя манера.
Сочинение получило оценку "прекрасно!" И на школьном вечере директор школы даже вручил мне грамоту – оказывается, сочинение выставлялось на какой-то конкурс и было признано лучшим.
Сейчас вспоминаю эти конкурсы, олимпиады – я к ним относилась, как к обязательной составляющей школьной жизни. Победы на них меня особо не радовали, потому что были привычны. О своих способностях я была довольно среднего мнения – слишком всё легко давалось, не было соревнования, не было достойных соперников. Да ещё и факт жалости ко мне со стороны всяких жюри и судей. Диагноз – саркома – оставлял мне по тем временам пять лет жизни. Не исключаю, что, оценивая мои работы, учителя это тоже имели в виду. Надо было выйти из привычной среды, чтобы осознать себе реальную цену.
Возможно, ещё и поэтому никто из старших (учителей, особенно) не заговаривал со мной о будущем. Через десятки лет я стала спрашивать себя - почему никто мне тогда не сказал, что, возможно, у меня есть талант? Из-за моих пятерок по всем предметам? Почему меня никто не подтолкнул к филологическому - я даже слова этого не знала в школе. Заниматься любимым делом - читать, и это сделать своей профессией - изучение и исследование литературы. А на это еще и указывало мое пристрастие вести дневник. Несколько раз в течение своей жизни я принималась это делать, описывала подробности своих дней, но позже иные дневники сожгла, другие искалечила, вырвав важные, но слишком откровенные (боясь, что Мама прочтет) страницы. Мне так хотелось искренности в своих писаниях, но куда прятать, если, зная мамины требования (скромность, послушность, прилежность – губки бантиком и потупленные глазки), понимала, что моя писанина будет ею отвергнута, а мне будет такой нагоняй!
В старших классах я стала больше интересоваться людьми. Расширился круг друзей-приятелей, я полюбила разговоры и обсуждения чего-то увиденного или услышанного. К сожалению, круг моего общения был очень замкнут. Одно, что я стала очень стеснительной. Операция в первую очередь подкосила мою уверенность в себе. Комплекс неполноценности, не давая ему определения, я осознала очень быстро. Я и так-то была не в восторге от себя – веснушки, очки, а тут – вообще, хромая, с искусственной ногой. Сама я никак не могла относиться к такому облику с симпатией и, может быть, даже и излишне драматизировала, но не могла поверить, что я могла бы кому-то нравиться. А подходила пора, когда вот-вот должна придти любовь. Я взрослела.
И я зажалась. Как бы меня ни привлекал мальчик – я только грубела по отношению к нему. Но говорить на эту тему и вообще, общаться - хотелось, и я тянулась к оставшейся половине человечества – девушкам. У меня появилась масса приятельниц – и из класса, и не из класса. Валя, Алла, Рая, Люда, Нина – это еще не полный перечень. Они сменяли друг друга, или мы дружили втроем, вчетвером, группой. Но это был замкнутый круг, выхода во внешний мир из него не было. Поэтому, когда на поселок приехала из Томска выпускница ТПИ Нина (Нинель) Попова, инженер по вакуумным установкам, и она выделила меня в клубном хоре и стала со мною общаться, я, конечно, с готовностью повернулась к ней лицом, хотя разница в возрасте у нас была больше пяти лет.
Именно Нина и открыла мне мир за пределами Хабаровска, именно благодаря ей я стала думать об отъезде после школы из дома. Уверена, приедь Нина (или другой взрослый человек, подружившийся со мною) из любого другого города, я бы поехала туда, откуда этот человек приехал. Сейчас думаю, почему Мама и Папа не направили мои мысли, скажем, в Харьков или Курск – свои родные города, раз уж я решилась уехать учиться в другой город? Где жили наши родственники, где не суровые зимы. Не знаю, а спросить уж не у кого.
