Автобус, сопровождаемый мотоциклистами, покатил к приземистым зданиям, видневшимся вдали. Там нас ждали в очень просторном помещении ресторанного вида: столики, стулья, банкетки, стойка. Пластик, металл. Здесь находились уже все, кого привезли до нас. Передвигались, сидели и спали, приткнувшись кто куда, странные фигуры в оранжевых тогах, вроде буддистских монахов. Утро прохладное, и тем, кто был легко одет, предложили утепление: большая стопка ворсистых покрывал была приготовлена у входа. В этом зале мы провели несколько часов. У дверей расположился в кресле молодой человек с автоматом, импульс выйти подышать не возникал. Впрочем, в самом зале и примыкающих туалетных комнатах было достаточно комфортно (я привык с детства к слову «комфортабельно», однако оно вытеснено нынче своим сокращённым вариантом). Нас вкусно кормили две сияющие элегантностью и белозубыми улыбками дамы. Правда, бананы и прочее не достались тем, кто прибыл последними: шведский стол не был рассчитан на российский натиск (а банан в те времена был у нас редкостью. Не то, что нынче). Поэтому на лицах дам угадывалась едва заметная озадаченность. В любом случае, апельсиновый сок, кофе, вкуснейший высококалорийный сэндвич достались всем, а потом, в самолёте, ещё и красиво упакованный «сухой паёк», который все дружно запрятали в сумки в качестве сувенира. Там была даже консервная баночка со «Свежей родниковой водой одного из наиболее удалённых районов Норвегии». Храню эту банку: может, последняя чистая вода? Хотя упоминание наиболее удалённых районов Норвегии насторожило: это же где-то рядом с нашим Никелем. А там такое сотворили... Бывал, знаю. C норвежской стороны там, говорят, что-то вроде смотровой площадки устроили. Оттуда желающим демонстрировали ад. Правда, в последнее время процент диоксида серы в атмосфере постепенно уменьшается. Термин экология неуклонно набирает силу. Может, и смотровой площадки той уже нет? А, может, и не было?
Доктор, долговязый мужчина с табличкой на лацкане пиджака, любезно проводил меня в туалетную комнату, где удалось привести себя в порядок и даже побриться. Стало веселее. Встретив меня снова, доктор спросил:
— Это было очень драматично? — Тот же вопрос, в менее изысканной форме, приходилось слышать и потом, дома: поджилки, мол, тряслись? Я пытался разобраться в эмоциях, и получилось: было дело, его нужно было выполнить. Если точнее, его нельзя было не выполнить: в самолёте сто шестьдесят человек, в том числе моя дочка. Получается: когда занят вот таким нужным делом, уже не до эмоций. Это — как тогда, на фронте.