В моей жизни будут многочисленные встречи с Германией, как перст судьбы. Сейчас, читатель, мы посреди первой, затянувшейся, встречи. Правда, уже намечается просвет. Но будут встречи и впоследствии, по сей день. Будет меняться Германия. Буду меняться и я. Но здесь уместно вспомнить стоп-кадр, относящийся к 1975 году.
1975
Я бывал в Волгограде не однажды. Через двадцать лет после Победы. И в год её тридцатилетия.
Величествен и прекрасен этот город. Не найдёт там будущий археолог изломанных конструкций, остатков танков, металлических шлемов. Давно переплавлен металл войны. На том самом тракторном, поднявшемся на том самом месте. Лишь броневые башни тридцатьчетвёрок на каменных постаментах обозначают линию, где стояли насмерть сталинградцы, богатыри шестьдесят второй армии. Мемориальная торцевая стена дома Павлова. Мемориальные развалины мельницы.
Я бывал в Волгограде.
Как-то, приводя в порядок коллекцию цветных диапозитивов, в подборке, посвящённой Волгограду, я наткнулся на снимки, сделанные в «Зале Воинской Славы».
В центре зала — рука, в ней факел с Вечным огнём. Эта рука, отделённая от живого человеческого тела, протянутая к нам из-под земли, существующая как бы сама по себе, производит жутковатое впечатление.
Другой снимок: бесконечный поток людей, продвигающихся пологой спиралью вдоль цилиндрической стены зала. На стене — имена, имена, имена...
Ещё снимок : смена караула. Рослые солдаты в парадных мундирах, карабин с примкнутым штыком вертикально зафиксирован в ладони. Угадывается размеренный, как удары метронома, шаг.
Ещё снимок. В толпе, крупным планом, белобровое молодое лицо. Акселерат, на полголовы возвышается над окружающими. Светлые вьющиеся волосы — до плеч. Вельветовая распахнутая курточка. В углу рта зажата дымящаяся сигарета. В глазах... У людей, одержимых идеей, специфическое выражение глаз, я это уже знаю. Он приехал издалека, чтобы увидеть.Возможно, отсюда когда-то пришла последняя весть от его отца. Он стремится, находясь в этом зале, укрепиться в чувстве ненависти, неприятия. Внушить себе презрение к торжественному ритуалу смены караула, к святости места и обстановки.
Щелчок моей камеры заставил его тогда вздрогнуть и оглянуться. В глазах мелькнула растерянность. Будто его застали за чем-то неприличным.
Ясказалвполголоса:
— Man soll hier nicht rauchen. Здесь не следует курить.
Мы изучали друг друга в упор.
Он медлил. Не опуская взгляд, вынул изо рта сигарету и хрипловато произнёс:
— Ich sehe keine Anweisungen. Невижунадписей.
— In der Kirche gibt es auch keine. В кирхе их тоже нет, — ответил я.
Он раздавил окурок о каблук и спросил:
— Warum haben Sie mich aufgenommen? Почему вы меня сфотографировали?
— Zum Andenken. Напамять. Hab seit dreissig Jahren keinen Nazi gesehen. Тридцать лет не видел нациста. Und Sie? Was wollen Sie hier? Что вам здесь надо?
Он круто развернулся и стал пробираться к выходу. А мы, влившись в поток, двинулись по спиральному подъёму вдоль стены с тысячами имён.
В центре зала рука с факелом. Вечный огонь. Эстафета. Оттуда, от них. Нам — живущим. И тем, кто будет после нас. Через сто и двести, через тысячу лет.
Свободное копирование
