Повесть о моей жизни. Глава 10 - 2

1 марта 1947 года была отменена карточная система на хлеб и на все продовольственные товары. Жизнь налаживалась.
У нас с Таней родился первый сын, которого мы назвали Женей. Он прожил всего пять месяцев и умер. Сильно болел. Таня с ним лежала в больнице. У него был менингит, в народе болезнь называлась младенческой, его били припадки. Женю вроде бы уронила Вера с качки, он испугался, и стал с тех пор болеть. 
Когда я работал кладовщиком, мне пришлось принять склад ГСМ. В нем было две емкости по тысячи литров керосина. На день приема они были неполные, литров по 500, что соответствовало данным бухгалтерии. Но прошло всего дней 20-25, к нам приехал заправляться трактор. Он был колесный и работал на керосине. Я его заправил, он уехал, но не поехал до места работы и заглох.
Тракторист не поймет в чем дело, стал проверять систему зажигания, все нормально, топливо поступает. Решил зажечь керосин, а он не горит. Стали разбираться детально. Проверили керосин в емкости, а там оказалась вода. Сверху был керосин, а внизу вода, так как вода тяжелее. Мы черпали ведрами, поэтому сразу не заметили.
Оказывается, нас старый кладовщик Федоров надул. В том же подвале, где хранился керосин, всегда стояла грунтовая вода, глубиной не меньше метра. В войну было трудно с керосином, он его продавал, а емкость добавлял воду. Недостачи у него не было. Когда он почувствовал, что скоро керосин кончится, решил увольняться.
Меня в этом не обвинили, так как склад ГСМ я принимал не один, а с комиссией. Я, конечно, в начале переживал, думаю: вот влип.
В должности управляющего домами я доработал до своего первого трудового отпуска, хотя прошло всего восемь месяцев, как я устроился на работу. Но уволенным в запас из армии не обязательно было отрабатывать одиннадцать месяцев.
Мы с Таней решили поехать в Джамбул к ее маме. Билеты у нас были бесплатные, так как я работал в железнодорожной организации. К тому времени сына Женю похоронили. Дома осталась моя сестренка Вера.
До города Новосибирска доехали хорошо. Предстояла пересадка на южное азиатское направление. Пассажирский поезд Новосибирск-Ташкент был единственным поездом, на котором мы могли добраться до станции Джамбул.
Просидев на вокзале двое суток, мы не смогли закомпостировать билеты, и решили возвращаться обратно домой в Барабинск, но попасть на поезд не могли, не было свободных мест. Время было такое, что набралось много людей, а поездов не хватало.
Можно было уехать пригородным поездом Новосибирск-Чулым. Станция Чулым находилась на границе нашего отделения дороги. Мы надеялись добраться до Чулыма, а там может быть, попадет какая-нибудь знакомая паровозная бригада, и с ее помощью доедем до Барабинска. Таким образом, добрались до Чулыма. Сидим на станции и соображаем, что нам делать дальше.
Вдруг я встречаю знакомую мне девушку из Барабинска, она работала в вагонном депо. Ехала тоже в отпуск куда-то на Восток. Я ей рассказал о нашем путешествии, что не смогли закомпостировать билеты в Новосибирске, поэтому возвращаемся обратно домой.
Она меня назвала: дураком, и говорит:
-На станции стоит товарный состав (его в то время прозывали пятьсот веселый), он едет до Ташкента. Беги быстрей забирай свою жену и садись в поезд, пока не дали отправление.
Мы так и поступили. Через два часа были снова в Новосибирске. Все пассажиры были размещены на полу. Вагоны обыкновенные, товарные, двух и четырехосные. Ехал в вагонах всякий сброд, в основном мешочники в поисках продуктов. Были пожилые, среднего возраста и молодые мужского и женского пола.
Поезд до станции Барнаул шел хорошо, быстро. Рельсы были двух путные.  Но от Барнаула, проезжая по Казахстану, часами стояли на разъездах. От Новосибирска до Джамбула ехали десять суток. Весь мой отпуск ушел в один конец. Мне было дано 15 дней, а мы уже 12 дней потеряли. Нам оставалось три дня на встречу с родными.
Поездка в этом поезде была веселая. За дорогу все сдружились, а многие даже поженились. При остановках поезда пассажиры, кому требовалось оправиться, уходили подальше от состава, искали какое-нибудь укрытие. Но уже на второй – третий день далеко не бегали. Садились рядом, не взирая ни на что, мужчины или женщины. Только прикрывали от стыда лицо газетой. Не грешницу, а лицо. Освоились в дороге, стали как родные. Вот почему поезд назвали пятьсот веселый. Ехали песни пели. Свадьбы справляли, и разводы тоже были.
В Джамбуле нас ждали. Но, оказывается, Саша с Катей уехали в Барабинск, мы в дороге разъехались. Побыли в гостях два дня и решили собираться домой.
У Щербаковых кроме нас еще были гости с Барабинска. Мария Илларионовна Салова, которая работала завучем в школе и Мария Николаевна, воспитатель школы ФЗО. Они целую неделю ходили на вокзал и никак не могли купить билетов, а значит уехать. Время уже приближалось к 1 сентября, к началу учебного года. 
Мы тоже с Николаем решили пойти на вокзал. Утром пришли пораньше, заняли очередь и стали ждать, когда откроют кассу и объявят продажу билетов.
Станция была проходящая, и на поезд Ташкент-Новосибирск мест свободных давали мало. А желающих ехать было много. Хотя очередь была живая, порядка в ней не было. Касса только откроется, к ней сразу подходил милиционер старшина, казах по национальности. Всех, кто стоял в очереди, от кассы отпихивал и ставил в очередь своих знакомых, в основном казахов, а русские оставались на бобах.
Мы с Николаем ходили три дня, и каждый день такая история повторялась. На четвертый день мы с ним пришли очень рано, и наша очередь была первой. Но только открылась касса, этот старшина опять появился и привел своих казахов. Отталкивает меня с Николаем от кассы и пытается поставить своих. Я не отхожу от кассы, ухватился за окно, держусь и говорю ему:
-Никуда я не уйду, пока не возьму билеты.
Он меня берет силой и выкидывает из очереди. Здоровый был бугай. Я не выдержал и ударил его в лицо. Завязалась у нас с ним борьба. Он пытается меня ухватить. Я стараюсь его от злости бить. Подбежал еще один милиционер. Скрутили мне руки и увели в железнодорожную милицию, которая находилась рядом с перроном.
Николай не отстает от меня, идет вместе со мной в отделение милиции.  Посадили  меня в дежурке за перегородку.
Через несколько минут заходит капитан милиции, русский. Смотрю, что-то лицо знакомое. Вспоминаю, оказывается, в 1942 году вместе с ним лежали в госпитале в городе Уральске. Его списали на гражданку по ранению. Он посмотрел на меня и ничего не сказал.
Я ему говорю:
-Что, товарищ капитан, не узнаешь? На одной кровати лежали в госпитале.
Он мне отвечает:
-Вижу, что знакомый, но не могу вспомнить.
-Я Богданов Михаил, был ранен в голову.
-Да, да, вспомнил. Но, что же ты натворил? Как здесь очутился?
Я ему все подробно описал письменно, так как нам мешали разговаривать. Он прочитал и говорит:
-Хотя ты мой старый знакомый, но наказать я тебя обязан. Придется заплатить штраф 25 рублей. Иначе я не могу, они меня сволочи съедят.
-Хорошо, - согласился я, и сунул руку в карман, где у меня лежали деньги, а их там не оказалось. По-видимому, когда мы с милиционером возились, кто-то залез ко мне в карман. Там были не только мои деньги, но тещины, она дала мне 100 рублей, чтобы мы купили  ей билет, собралась с нами ехать.
Я попросил Николая:
-Беги, возьми деньги у барабинских женщин взаймы.
Они были на перроне, ждали нас с билетами, взяли с собой вещи. Нашей драки не видели. Николай подбежал к ним, попросил 25 рублей. Те не поймут, думают, что не хватает на билеты. Я заплатил штраф. Капитан помог нам прокомпостировать билеты. А теще, Анне Устиновне, купили билет до станции Алма-Ата. Больше денег не было. Нас было пять человек, все остались без копейки. В дороге питались тем, что Анна Устиновна смогла приготовить дома, настряпала печенье, булочки, ели яблоки.
Анна Устиновна доехала до Алма-Аты, ей нужно было выходить. Но мы с Таней решили посадить ее в наш вагон. Мы ехали в плацкартном вагоне. Положили ее на третью полку. Сами разместились на боковой полке. Как только производилась проверка документов, мы забирались на полку. Таня была очень тоненькой, да и я тоже, поэтому свободно размещались вдвоем на одной полке. Я прикрою ее шинелью сверху и прижму вплотную к стенке, ее не видно. В билете было указано, что едут двое. Меня спрашивают:
-Где второй пассажир?  Я им показываю на третью полку. До Новосибирска дважды проверяли, но прошло все удачно. Хотя мы опасались.
В нашем купе ехали евреи, всю дорогу ели, нас травили запахами. Нам есть было нечего, но мы старались не подавать виду, хотя слюнки текли, когда они ели курятину или рыбу. Думали, что они нас выдадут, что Анна Устиновна едет без билета.
Из  Новосибирска тоже никак не могли уехать без пересадки до Барабинска. Пришлось ехать пригородным поездом до станции Коченево, которая находилась в 60 км от Новосибирска. Надеялись на маленькой станции договориться с проводниками. Приехали на станцию Коченево.
А через несколько минут на этой станции остановился проходящий скорый поезд “Владивосток-Москва”. Я кричу:
-Давайте поедем этим поездом. Беру наши вещи и закидываю в тамбур, который был открыт. Но поезд уже оправляется. На ходу сажаю Таню, и сам прыгаю, и чуть не угодил под колеса. Я был в шинели и за что-то зацепился. Хорошо, что вышел проводник и помог мне залезть. Когда мы садились, его не было.
Оказывается, мы угодили в правительственный вагон. Нам предложили через площадку перейти в другой вагон. Мы уехали, а  наша мать, Анна Устиновна, осталась на перроне без копейки денег и куска хлеба. Вещи с ее яблоками я успел погрузить, а ее не смог, не было уже времени. Поезд остановился на станции только на одну минуту. У нее осталась одна сетка с яблоками. Ну, думаем, приедет, до Барабинска оставалось недалеко. Мы уже спали, слышим, стучит, приехала ночью сердитая и голодная.
Покормили ее, она нам рассказала, как добиралась. Один проводник посадил ее в вагон в тамбур, где хранился уголь, за два – три килограмма яблок, которые у нее были в сетке. Затем какой-то неизвестный, тоже наверно без билета, оказался в этом тамбуре и стал к нашей бабке приставать и чуть ее не изнасиловал. Хорошо, что поезд уже прибывал на станцию Барабинск. Мне от тещи было сделано внушение, что уехали, а ее оставили.