Я получил предписание в 220 с.д., из которой был направлен на учебу, и многие мои товарищи тоже попали в свои части.
После получения назначения в штабе армии, у нас дороги расходились. Попутчиков оставалось мало. Мы разбивались на маленькие группы, по 3-4 человека. Попрощавшись, расставались, по всей вероятности навсегда. Так как все же шли в бой на передовую. Все это мы хорошо понимали. За четыре месяца учебы мы узнали друг друга, стали хорошими боевыми друзьями. Наша рота была самая дисциплинированная и примерная в училище.
Я прибыл в свою дивизию в политотдел, доложил, что курсы младших лейтенантов окончил досрочно с хорошими оценками по боевой и политической подготовке и прибыл для дальнейшего прохождения воинской службы в должности комсорга батальона.
Начальник политотдела полковник Соколов поздравил меня с окончанием учебы и присвоением мне воинского звания и возвращения в родную дивизию. Полковник Соколов сказал мне, что во всех трех полках нужны комсорги батальонов. Я попросил меня направить в мой 73 полк, так как я из него уехал на учебу.
Я был направлен в свой полк, который располагался в немецком хуторе. Недалеко проходила передняя линия, в 2-3 км шел бой. Немцы оборонялись, а наши пытались форсировать небольшую речку и выбить противника из укрепленного района.
Я прибыл в штаб. Там из командования никого не оказалось. Все были на передовой. В полку находился только агитатор полка, майор Баукан, который разгонял пьяных танкистов. Они приставали к немецким женщинам, находившимся в том доме, где был штаб полка. Все жители сидели на чердаке. Там у них была жилая комната. Вот уже второй раз мне пришлось встретиться с гражданским населением немцев.
Первый раз мы встретили их, когда шли от штаба армии до своих. В одном городишке мы решили заночевать, и пошли искать подходящее место для ночлега. Зашли в один дом, а там обнаружили мирных жителей, в основном пожилых и детей, их там было человек 30.
Когда мы вошли, они все встали, смотрят на нас и трясутся. Мы постояли, что-то у них спросили, они нам что-то ответили, сейчас не помню, что мы у них спрашивали. Только мне на всю жизнь запомнился их какой-то специфический национальный запах, похожего запаха у других национальностей я не встречал.
Был такой эпизод. Подыскали себе место ночлега в одном домике. Этот дом состоял из трех комнат. Мы приготовили себе ужин. На кухне у нас был сухой паек, а в комнате все расположились отдыхать. Дверь закрыли палкой. Сунули ее в дверную ручку, так как у нас другого запора не было. Мы быстро заснули, так как всю дорогу шли пешком.
Попутные машины были все загружены снарядами и другим военным имуществом. Нас не брали, да им было запрещено брать попутчиков, так как под видом наших нападали на машины переодетые немцы в советскую форму.
Слышим среди ночи, что кто-то вошел в дом и ходит. На кухне загремела посуда. Мы там оставили свою еду. Вскочили и ждем, что будет дальше. Нас четыре человека и ни у кого нет оружия. Походил он там, даже не попытался дернуть нашу дверь, думаем, вот сейчас выйдет, бросит гранату и все, капут нам. Прошло минут пять, все тихо, мы еще посидели, не рискнули выйти, опасаясь, что он может нашу дверь заминировать.
Но нашелся из нас один, был такой Соловьев, шустрый, ординарец нашего командира роты майора Кудрина, он говорит:
-Вот что, братва, у меня нет ни родных, ни родственников, я пойду первым открывать дверь, отойдите в сторону.
Мы пытались его уговорить, чтобы он этого не делал. Лучше придумать, что-то другое.
Но Соловьев все же настоял на своем решении. Подошел и открыл дверь.
Все обошлось благополучно. Наши продукты, оставленные в кухне, были целыми. Только не было части посуды, по-видимому, приходили хозяева.
В доме они не жили, где-то скрывались. Взяли, что им требовалось. Наверно, поняли, что мы находимся в доме, не стали нас беспокоить.