Шел 1943 год. Февраль месяц. Враг еще был сильный и коварный. Немцы находились на Кавказе. Ленинград был в блокаде. Фронт проходил под Орлом, Белгородом, Курском, Ржевом. Немецкая авиация продолжала бомбить наши тылы. Москву, Калинин, Саратов и многие города, находящиеся в глубоком тылу нашей Родины.
Наша 25 отдельная стрелковая бригада была сформирована и усилена. Напряженно проходила военно-политическая учеба. Личный состав роты осваивал материальную часть минометов и способы ведения огня.
Кроме этого не обходилось без строевой подготовки. Часто командир батальона капитан Золотухин устраивал военные смотры. Он был сам кадровый военный. Его мать была украинка, а отец цыган. Очень любил лошадей. Всегда был на лошади верхом, сбоку у него была сабля, а на сапогах шпоры, сапоги были хромовые.
Наша рота всегда проходила смотр по строевой подготовке лучше всех подразделений, и капитан Хлопцов всегда был доволен своей ротой. На смотрах никогда не подводили свое командование. Всегда проходили четким строевым шагом и с песней. Наша рота в батальоне была на самом лучшем счету. Дисциплина у нас тоже была хорошая. Хотя у нас были ребята из бывших заключенных, но они себя вели хорошо. Не занимались воровством, как было в химвзводе батальона.
Там почти весь взвод был из заключенных и там же находился их организатор. Был такой Иванов, практически он руководил взводом, а командиром взвода у них был молодой из узбеков. Они его не признавали, что хотели, то и делали. Часто занимались грабежом. Поскольку мы стояли в деревне и были расквартированы по домам жителей по 4-5 человек, общую проверку было трудно организовать.
Так вот этот Иванов часто устраивал ограбления, воровали у жителей кур, свиней, даже телят, и по погребам лазили, все, что можно взять съедобное все забирали.
Не однажды его командир батальона сажал на губу, давал ему на всю катушку строгого ареста, отбывал наказание и снова повторял свои дела. Так продолжалось месяца два, а потом командир батальона капитан Золотухин решил убрать Иванова из химвзвода и перевести в нашу минометную роту. Как наш командир роты не сопротивлялся, но все же пришлось ему согласиться, выполнить приказ командира батальона. Иванова зачислили в наш третий взвод во второе отделение.
Когда он прибыл, мне пришлось с ним поговорить с глазу на глаз по душам, хотя я ему почти в сыновья приходился, ему было лет 35-37, а мне 20 лет. Но он меня выслушал и сказал:
-Сержант, я воровал, и буду воровать, это моя профессия. Ты меня не паси. Я все равно уйду. Ты не сможешь меня все время охранять. Давай так, не следи за мной, я дам тебе слово, что я тебя не подведу, а темп своей работы я сбавлю.
Что мне оставалось делать, пришлось согласиться с его предложением, а тут нас вскоре из села Слипцовки перевели в город Аткарск, который находился от села за 80-90 км. Здесь совсем была другая обстановка, горожане сами голодали, у них взять было нечего.
Наш Иванов прекратил свои вылазки, стал больше уделять внимание военным занятиям: изучению материальной части миномета и другим видам оружия, а также уставов военной службы. Постепенно стал приобщаться к военному порядку и дисциплине.
Только еще ему не по душе было носить плиту миномета. Он был третьим номером расчета. На маршах и занятиях минометы переносили на себе, а Иванов терпеть не мог таскать плиту от миномета, которая весила 16 кг. Носили ее за плечами на ремнях, как рюкзак. И вот часто бывало, несет он эту плиту, устанет, по-видимому, нести было не удобно, спина от нее уставала, остановится, не спрашивая ни у кого разрешения, сбросит ее с себя, да так громко выругается.
Наблюдаешь за ним, вроде и надо его за это наказать, но сделаешь вид, что не заметил. Взвод продолжает движение и ему ничего не остается, как поднять плиту и догонять взвод. Мы командиры, его за это не наказывали, он сам постепенно привык к этому грузу и больше не бросал плиту.
Свободное копирование
