В связи с болезнью отца мне пришлось бросить школу. В нашей деревне в школе учили только до четырех классов, а, чтобы учиться дальше, нужно было ехать в Барабинск или ехать в деревню Осиново, десять километров от нашей деревни. Обычно, кто хотел учиться, учились там.
Уезжали туда или шли пешком и жили там целую неделю у своих близких или на квартирах. Брали с собой продукты на неделю. А в субботу на выходной возвращались домой. Тятя тоже настаивал, чтобы я пошел в пятый класс, но я не мог этого сделать, понимал, что отец, совершенно, не мог работать, а маме одной трудно было прокормить всех, поэтому я твердо решил: идти работать в колхоз.
В начале мне дали пасти жеребят. Эта была первая моя самостоятельная работа. Я два года пас жеребят в количестве 40 - 50 голов. Пас в основном один. Вставал с восходом солнца. Пас жеребят без всяких выходных. Жил вместе с пастухами на стоянке. Один пастух пас коров, а другой старичок Моныстырев - овец.
Все лето был в степи. Домой ездил только поздно вечером за продуктами, и иногда погулять и побыть вместе с молодежью. Такая у меня возможность была, благодаря тому, что у меня была рабочая лошадь, на которой я мог приехать, когда мои жеребята находились в загоне ночью. Это было мое личное время, которым я распоряжался по своему усмотрению: отдыхать или ехать в деревню домой за продуктами, а также с друзьями встретиться.
Пасти молодых лошадей мне очень нравилось. Я с детства был привязан к лошадям. А с молодыми мне впервые пришлось встретиться. Это очень интересное существо, как человек, все понимает. Но у них свои законы жизни. Человек для животного превыше всего, они без человека пропадут.
Я работал с этими лошадьми два года и приучил их подчиняться себе. Они меня прекрасно понимали и выполняли все мои команды отлично. Я из этого табуна сделал конницу без всадников.
Как-то привезли в деревню кинопередвижку с кино “В.И. Чапаев”. Кино было немое. Киномеханик крутил и вслух нам читал. Мы все отлично понимали.
И вот после этой картины у меня так запало в душе, что я превратил себя в Чапая. Летние дни большие, одному скучно находиться, вот я стал придумывать всякие военные игры.
В начале вырыл траншею длиной десять метров, глубиной до метра и шириной до 0.8 метра и давай на своей рабочей лошади на большом скаку перепрыгивать через эту траншею. Лошадь сначала боялась, не прыгала, но все-таки осилила страх, перепрыгнула, а потом стала уже свободно прыгать.
После я сделал препятствие, вроде плетня, высотой 50 см, а потом довел до метра. Выше не делал, потому что лошадь была старая, и ноги у нее были больные.
Сделал настоящий учебный полигон. Расставил из лозы через определенное расстояние колья, обозначил противника. Сделал самодельную саблю из литовки (косы) и рубил их на большом скаку, как настоящий кавалерист.
А, особенно я возгордился, когда дядя Проня купил мне шинель и пилотку, у проходящих воинских эшелонов с Дальнего Востока, которые ехали на Запад на финскую войну.
Вот тут я стал настоящим Чапаем. Весь день мотался на лошади и так их приучил, что стоило мне выскочить вперед табуна, когда он был в походе и крикнуть:
-Эскадрон за мной! - они все, как один, мчались галопом за мной. Обычно, так я въезжал в деревню на базу.
Жители деревни уже знали мои привычки, только услышав топот лошадей и, увидев завесу пыли, все на это время освобождали мне дорогу.
Не дай бог, если кто в это время попадет, кони затопчут. Многие переживали за меня, что я впереди скачу на своем рыжем монголе, а, спотыкнись он, от меня осталось бы только мокрое место.
Но я об этом не думал, а представлял, что это войско, а я во главе его освобождаю деревню от белых. Самые быстрые лошади, которые всегда ходили впереди табуна - это мои командиры, мои первые помощники в походах.
На третьем году появился глава табуна, он стал табунщиком. Все жеребчики и кобылки строго подчинялись ему. Он всегда старался держать табун в куче. Не давал ему сильно разбредаться. Кто отделялся, всех собирал в кучу.
Но не прошло и месяца, появился второй глава, сильнее и смелее первого. У них появилась между собой вражда. Они стали биться. Второй победил первого и выгнал его из табуна. Мне его пришлось отвести в другой табун, иначе бы его загрызли. За два года сменилось три - четыре вожака в табуне. Всегда побеждали сильные, те, у кого острее зубы и крепче ноги.
Мне тоже хотелось покататься на молодых резвых лошадях. Я многих обучал и ездил на них, запрягал их в тарантас на двух колесах, но многие ходили под седлом.
Был у меня высокий жеребец пегой масти. Голова большая, ноги длинные. Вот я решил его обучить. Поймал его на аркан и, подтянув к забору, надел на него уздечку. С забора прыгнул ему на спину. Он меня понес, пытался сбросить с себя, но я, как клещ, впился в него, удержался и пустил его вскачь, гонял, гонял его по полю, он до мыла вспотел. Вроде все успокоился, стал подчиняться в управлении, но неожиданно для меня повернул в колок на кустарники. Стал крутиться на месте, ни вперед, ни назад не идет, так крутился, его задние ноги запутались в кустах, и он свалился на бок.
Я не успел с него соскочить, он меня придавил. Моя нога попала ему под бок, и я не мог вылезти. А он так запутал ноги, что не может подняться. И лежим мы с ним в кустах. На мое счастье недалеко пахали мужики, где-то сто пятьдесят метров от этого места.
Я прикинул, что без помощи мне не вылезти из-под лошади, надо просить о помощи и давай я кричать, чтобы кто-то пришел. Мужики слышат, что кто-то кричит, но не поймут, кто и где. Только вспомнил дядя Коля, что видел он, как я проскакал галопом через полосу. Он решил, что это, наверное, был я и пришел ко мне на помощь.
В таком положении я пролежал больше часа, нога у меня уже одеревенела от тяжести тела лошади. Если бы не окажись рядом людей, можно было так и погибнуть. Земля была еще в кустах сырая и холодная.
При обучении лошадей часто были разные приключения или падал с них, или еще что-нибудь, но все заканчивалось в итоге благополучно, не свернул себе шею и не поломал ребра.
Мои проделки с лошадьми часто наблюдал мой отец, он был больной, сидел дома. А выпасы наши были между двух озер, место было равнинное, и хорошо просматривалось из деревни. Обычно мой тятя любил сидеть на крыше сарая на сене. Он оттуда наблюдал за моими действиями.
Я утром выгонял жеребят рано еще до восхода солнца, а утром, как правило, хочется поспать, но я выходил из этого положения, свою верховую лошадь я пускал пастись на длинную веревку, привязанную за себя, когда лошадь отойдет от меня подальше и натянет веревку, я просыпался.
Проснусь, посмотрю на табун: рядом пасется или отошли от меня. Если пасутся здесь, я продолжаю спать, а если отошли далеко, я переезжаю к ним и опять спать. Но бывало и так, что лошадь разбудит меня, а табуна нет. Я сажусь на лошадь и скачу по своему соображению, что они ушли туда и нахожу их там, но бывало, что ошибался, прискачу, а их нет, разворачиваюсь и обратно, они, оказывается, изменили свое направление и ушли туда, куда я не подозревал.
Отец, видя, что я не туда поскакал, переживал:
-Проспал сукин сын, потравят хлеба, и не рассчитаешься!
Но, как говорится: береженого - бог бережет. Было иногда, что табун добирался до хлебов, но не надолго, я все же успевал их не допустить до большой потравы.
Много мне хлопот доставалось от моего рабочего верхового коня. Был у меня такой, если он вырвался, то его не поймаешь, или путы порвутся, или уздечка спадет. Вот один раз я за ним весь день проходил и поймал его только на стоянке. Где-то в кустах седло потерял, я его целый месяц искал. В тот день жеребята вообще были без присмотра, хорошо, что они далеко не ушли, все обошлось хорошо.
Свободное копирование
