19 [ноября]. Ровно к 8 я был в горкоме. Никто не подумал меня «не пускать». Народу было много, и скоро впуск публики прекратили. Стоя в передней, я увидел, как какой-то учащийся подошел к двери в гардеробную в двух шагах от меня. Комендант Русаков не пускал его. Учащийся сказал: «Пропусти — ведь сегодня Филонов будет». Комендант ответил: «Филонов-то будет, а тебя не пропущу — опоздал. У нас и так полно». Я стоял и смотрел, чем кончится их разговор, но в это время из гардеробной в переднюю проходил Кибрик. Я отвернулся. Проходя мимо, он своим обычным звонким, приятным голосом сказал: «Здравствуйте, Павел Николаевич!» Я, не оборачиваясь, ответил тихо: «Здороваться — не будем». Когда он вышел в переднюю, ко мне тотчас же подошел Сашин. «А здорово вы его отшили», — сказал он. «А вы разве видали?» — «Еще бы, я тут же стоял, за вашей спиной, когда вы ему ответили». К нам подошел Суворов, и мимо нас снова прошел Кибрик. Меня поразил его мощный, жирный, «разъевшийся» затылок и шея, широкая, низкая, красная. Поразил при мгновенном взгляде весь его облик: тучный, даже жирноватый, грузный — грузом мяса хорошо упитанного; великолепно одетый, он выглядел и держался более чем решительно, самоуверенно и с апломбом признанного мэтра. «Ну и сволочь! Ну и жирная сволочь!» — сказал Суворов. «Он на вас карьеру делал!» — сказал Сашин. Затем Сашин сказал, как прошлый год он был приглашен преподавателем в Академию, на подготовительные курсы. Он решил проводить наш метод от частного к общему не сразу, но постепенно. Но учащиеся, узнав, что он был мастером нашей школы, в первый же урок сами начали работать по-нашему, и ему пришлось пристегнуться к их инициативе. Так как они все время желали работать «по-филоновски», Сашин и вел с ними работу в этом плане, все время умеряя их пыл, чтобы ему не предложили уйти с курсов. Месяца через два-три он ушел с курсов добровольно, т.к. из-за нашей установки у него стали возникать трения с администрацией.
Доклад начался в десятом часу вместо восьми. Купцов сказал мне: «В Академию приехал Бубнов, и Бродский с ним. Бродского сегодня не будет». Он снова спросил, выступать ли ему. Я сказал, чтобы он выступал. Когда, при переполненном зале и коридорах, собрание началось, вышли только трое, да и то приходилось ораторов на прения приглашать, вызывать, — и список ораторов исчерпался. Председатель Григорьев раза два-три снова спросил, не желает ли кто выступать, но никто не выходил. Председатель сказал: «Тогда позвольте прения закрыть, раз нет желающих». Тогда я попросил слова. Тогда в зале поднялся шум, как ветер, послышались возгласы: «Филонов! Филонов!» — и раздались аплодисменты. С 16-го числа я готовился к выступлению, работая над этим часов до 5 ночи. Я говорил по конспекту, временами отступая. По перед тем как я заговорил, председатель начал торговаться с аудиторией, сколько времени мне дать. Прежде всего из аудитории раздалось: «Как и всем, 10 минут», «полчаса», «час», «без срока!», «пусть говорит, сколько ему надо!». Председатель дал мне полчаса.
Я начал с критики Пумпянского, сказавшего, защищая Академию, что ей надо вменить в заслуги уменье выбирать живой людской материал в лице учащихся, и просившего Академии доверия лет на шесть, а затем, сказав, что не одни лишь живые силы Академии виновны в плохом ходе педагогики, виновата в этом и структура Академии как учебного заведения, предложил следующий план переорганизации Академии: в Академии вводятся классы постановки на реалистический рисунок и живопись; в них будет: обнаженная натура, портрет, этнографическая натура, бытовая натура, натюрморт. Работа в классах обязательна для живописцев, скульпторов, графиков и архитекторов. В классах работают маслом, инком, скульптурой, раскрашенной скульптурой. Одновременно с этим, с первых дней обучения, ученик работает в одной из следующих мастерских — это мастерские сделанных картин, сделанных вещей: мастерские правого крыла Изо: 1) портретная, 2) бытовая, 3) этнографическая, 4) батальная или военно-революционная, 5) анимализма, 6) натюрморта, 7) пейзажа, 8) графики, 9) скульптуры, раскрашенной скульптуры и майолики, 10) мозаики, 11) мастерская левого советского искусства, 12) мастерская общеевропейского левого искусства, 13) мастерская-институт этнографических разновидностей искусства европейских и всеевропейских стран, 14) институт общей идеологии Изо, где, наряду с лекциями искусствоведов по истории и социологии искусства и т.д., все профессора классов и мастерских читают лекции по идеологии Изо. (Тут я сказал, что есть в моем плане пятнадцатая мастерская — мастерская аналитического искусства, но можно обойтись и без нее, т.к. наша школа не имеет над собою потолка, она действует вне четырех стен учебных заведений Изо и действует по педагогике без копейки денег. Наша школа действует и будет действовать при всех условиях.)
Этим будет в Академии представлен весь фронт и современного, и мирового искусства. Посещение классов и лекций обязательно для учащихся всех мастерских от начала до конца обучения в Академии. В мастерскую учащийся идет по личному выбору.
Институт исследования иск[усства] имеет своею задачей: а) исследование и пропаганду в области современного искусства во всех его выявлениях, включая искусство в производстве, б) научно обосновать метод исследования искусства, роль и значение иск[усства] в жизни, в) организацию метода педагогики Изо, г) организовать метод применения иск[усства] как действующей культивирующей силы, д) организацию научной критики Изо. Институт имеет следующие отделы: а) отд[ел] исследования идеологии иск[усства], ведущий работу по исследованию причин зарождения, развития, падения и содержания течений в соврем[енном] искусстве, в народн[ом] иск[усстве], искусстве промышленности и быта в связи с социальными и бытовыми условиями. Подобный же анализ в мировом искусстве во всех его этнографических разновидностях и в иск[усстве] отдельных мастеров; б) отдел исследования вещи, ведущий работу исследования формы, материала, качества, техники, свойства и значимости вещи; в) отдел пропаганды, ведущий практическую организационную работу популяризации и пропаганды Изо в массах и среди учащихся. Отдел ведет планомерную публицистику, устраивает лекции и доклады по иск[усству], устраивает систематические районные сравнительно-показательные выставки. Издает свой журнал и ряд популярных изданий по искусству.
Институт организует в провинции ряд музеев из копий и второстепенных оригиналов. Ин[ститу]т делает передвижные выставки по Союзу. Ин[ститу]т делает передвижные выставки из вещей учащихся.
Далее я сказал, что еще в 1922—23 гг. я говорил о том, что музей искусств при Академии должен быть восстановлен, но фактически он не восстановлен и до сих пор. Его надо восстановить в прежнем его объеме, вместе с Кушелевскою галереей картин, бывшей при нем. Кроме того, его надо расширить по следующему плану, организовав в нем следующие отделы: 1) отд[ел] произведений искусства, отходивших от академического канона, начиная со времен лжеклассицизма, от искусства крепостных до соврем[енного] искусства, присоединив к нему вещи из бывшего Музея живописной культуры в Ленинграде, 2) отд[ел] народного иск[усст]ва, 3) отдел иск[усст]ва в производстве, 4) отд[ел] детского иск[усст]ва, 5) искусство самоучек, 6) отд[ел] иск[усства] сумасшедших, 7) отд[ел] театр[ального] иск[усства] и бутафории, 8) отд[ел] фотокино по быту и этнографии, 9) отд[ел] полиграфии и плаката, 10) отд[ел] икон, отходивших от византийского и соборного канонов, икон и скульптуры в этнографических разновидностях, 11) отд[ел] рисунков, графики и гравюр, 12) отдел работ учащихся Академии.
Обучение в Академии должно вестись исключительно на «сделанной вещи».
Таким образом, это будет не «какая-то расплывчатая Академия», а университет Изо, какого, по целесообразности и продуманности его конструкции, нет в Западной Европе.
Далее я сказал, что сейчас в Академии — диктатура реализма в его упадочных помесях, диктатура реалистической педагогики, не имеющей проработанного, проверенного метода обучения и целевой профессионально-идеологической установки обучения. Что там по педагогической линии широко культивируется упадочное мастерство при сознательно исключенной ставке на высшее мастерство. Что академическая педагогика имеет упор на этюды, эскизы, наброски при полном отсутствии ставки на сделанную картину, что в Академии нет, конечно, настоящего высокоразвитого метода реализма. В заключение сказал, что с первых дней революции педагогика Академии позорно слаба, и все это до сих пор сходило профессуре безнаказанно, но мы этого не простим. Мне опять похлопали, но немного. Мое выступление развязало языки. Ораторы стали выходить на эстраду и по-своему критиковать Академию. В числе других, но в защиту Академии, выступил художник-комсомолец Серов, автор картины «Партизаны». Он говорил, что все, сказанное мною, какой-то «винегрет», пустой набор не связанных никаким смыслом слов. Что такую чепуху стыдно слушать. Что я употребляю демагогические приемы и обманываю аудиторию. Что, к стыду, часть аудитории меня поощряет. Но симпатии и вера учащихся и аудитории ко мне все слабеют и скоро исчезнут. Что я шарлатанствую. «Как смел Филонов упоминать здесь о своей симпатии к Эссену и заявлять, что Эссен был лучшим из тех, кто работал в Академии. Филонов сам помогал »угробить Эссена". Ведь это Филонов в 27-м году сделал провокаторский митинг в Академии в присутствии Луначарского, где была вынесена резолюция протеста против Эссена. А теперь Филонов лицемерно оплакивает Эссена. Этим выходкам Филонова и его «систематической демагогии» и дезориентированию учащихся надо положить конец".
Вскоре после него вышел Купцов. Говорил он хорошо и сдержанно. При его появлении в аудитории возник легкий шум, дружелюбный тихий смех и восклицания. Он говорил, что надо быть исключительным невеждою, чтобы позволить себе, как это сделал Серов, такую злостную оценку сказанного Филоновым и употреблять такие грубые выражения в оценке выступления Филонова. Все, сказанное Филоновым, стопроцентная правда, продуманная годами. «У тебя в коробке винегрет, а не в словах Филонова», — сказал он. Затем он сказал, обращаясь к аудитории и президиуму, что вчера, 18-го была в «Ленправде» заметка об артели «Изо», которая кое-кого из присутствующих касается. После него вышел Гаспарьян (скульптор). Он сделал резкую оценку выступления Серова, говоря, что он стыдится за Серова как за комсомольца и как за человека. Что хотя Серов и написал хорошую картину, но у него не имеется никаких данных, ни правомочия, чтобы грубо говорить о Филонове. После него выступил т. Беленко (до сих пор я не видел и не слышал ни одного его выступления и не знаю, кто он). Он начал свое выступление заявлением, что он «не филоновец», ничего общего с этой школой не имеет, но, однако, должен сказать о Филонове несколько слов. Сейчас же председатель заявил, что выступать надо по существу докладов, а не по отношению к Филонову. Беленко возразил, что его речь о Филонове и будет выступлением по существу доклада. Он сказал, что выступление Филонова было самым культурнейшим, и ценнейшим, и глубоким из всего, что аудитория здесь слышала. Позор выступать против Филонова, как выступил Серов. Стыдно за человека. Слова Филонова имеют громаднейшую ценность. Если хотя бы пятьдесят процентов сказанного Филоновым учесть и применить — [это] было бы счастьем. Но Филонов слишком хорошо знает то, о чем говорит, слишком идеально хорошо сказанное им, но все это чистейшая правда. Только так надо думать и действовать. Несколько раз Беленко, очевидно сильно волнуясь, брался за лоб, делая упреки Серову. Как Гаспарьяна, так и его часть аудитории поддерживала возгласами. После него выступил Шалыгин. Он говорил, что нa Филонова около десяти лет ведется травля, что каждое слово Филонова полно значения и неотводимой правды. Многие события на изо-фронте Филонов предвидел за несколько лет до того, как они случились. То, что он более десяти лет тому назад предлагал, раньше оплевывалось, а теперь проводится в Академии — хотя бы тот же его принцип сделанности, сейчас появившийся в Академии. «И многое другое вы (он обратился к президиуму), вы от него взяли. И вот здесь перед всем собранием Серов пытается отвадить слова Филонова и с необычайной грубостью доходит до клеветы, коверкая умышленно то, что сказал Филонов. Филонов редчайший, можно сказать, невиданный доселе мастер, прошедший поразительно трудную дорогу по Изо. Позор, стыд за человека чувствовал я, слыша слова Серова (кто-то с мест закричал: »Он его шарлатаном называл!" Серов, сидевший в президиуме, воскликнул: «Нет, не называл!») Если бы хоть 50 или 25 процентов того, что говорит Филонов, было принято, Академия бы процветала". Затем слово взял Савинов. Я никогда не слышал его выступлений. На собраниях он обычно не выступал и редко бывал. Говорил он подкупающе хорошо и просто, но самым подлейшим образом извирал все события на фронте академической педагогики. Как-то странно было слышать этого пожилого человека с прекрасным, добрым лицом, в серьезных, честных, искренних, убедительно правдивых словах ухитрявшегося лгать на каждом шагу. Трудно сказать, была ли это ложь игрою ловкого актера или ложью святого идиота, до сих пор не сознающего, какие темные дела он покрывал, покрывает и делает. Помянул он и мою фамилию раза два, похвалив за стремление к анализу. После него говорил Легран. Обвинив Пакулина в неправильном обвинении Академии за пристрастную раздачу учащимся денежных премий, он перешел ко мне: «Павел Николаевич Филонов в своем прошлом выступлении поразительно напоминает мне своего знаменитого зарубежного тезку Павла Николаевича. Сегодня Филонов изменил тон, но прошлый раз он действовал так же, как и во многих других своих антисоветских выступлениях. Но уже одно то, что сам Филонов признает наши достижения, показывает, что дело у нас идет хорошо!» После него выступал Наумов. Он говорил слова, и каждая фраза имела грамматическую правильность и смысл, но о чем он говорил, трудно сказать. Он ухитрялся словами скрывать основную цель речи и скрыл; конца его речи я не дождался. Когда кончил последний оратор, Шалыгин, говоривший в мою пользу, и слово взял Савинов, аудитория, 2/5 ее, толпою пошла к выходу. Во время речи Савинова народ уходил [зачеркнуто: толпами], Легран и Наумов говорили перед 1/3 и 1/4 того, что было в разгаре собрания. Во время речи Наумова я посмотрел на Серова, сидевшего от меня шагах в трех. Комсомолец, молодой, лет 21—25 может быть, он уже начал становиться тучным, а подбородок начал заметно жиреть. У рабочих жирного подбородка не бывает, комсомольцам тоже не полагается его иметь. Домой я вернулся в 3-м ч. ночи с дочкой, из Детского приехавшей и слушавшей все происходившее как интереснейшее представление.
Свободное копирование
