30 [мая]. Была В.Н.Аникиева. Она рассказала, как идут дела в Русском музее. За последнее время работа шла фактически по усмотрению Добычиной, которая терроризировала сотрудников музея. Создалась обстановка для работы, похожая на исаковское междувластие. Гурвич определенно находился под обаянием Добычиной. Она, льстя ему как художнику, управляет им как директором. Она заказала Яремичу статью о работах Гурвича — тот написал, но пока она в печать не попала.
Для разбора крайне запутанных и тяжелых условий работы в музее была назначена комиссия Рабкрина.
В результате разбора 17 сотрудников были сняты с работы, в их числе Добычина. Эта чистка не коснулась Аникиевой, незадолго до этого получившей публичную благодарность за ее работу в музее на одном из собраний сотрудников, администрации и партийцев.
Узнав об исключении Добычиной, Гурвич поехал просить об ее оставлении в составе музея в обком, затем в Москву. Хотя при чистке против Добычиной были компрометирующие сведения, Гурвичу удалось восстановить ее в правах, но вместо нее в список исключенных попала Аникиева...
Сычев, Нерадовский, Пунин послали в Москву коллективное письмо, где говорилось, что в результате чистки в музее создается катастрофическое положение.
Я спросил Аникиеву, были ли у нее какие-нибудь недоразумения с Гурвичем или Добычиной. Недоразумений или размолвок не было серьезных ни с тем ни с другим, но на отношение Гурвича к ней могло повлиять следующее: в первые дни юбилейной выставки Аникиевой было предложено от имени директора музея написать статью о картинах Гурвича. Она отказалась, говоря, что о Гурвиче [зачеркнуто: как директоре музея] ей писать невозможно, она находит его вещи слабыми. Рискованно писать о картинах своего директора, так как тут есть прямая служебная зависимость. Такой статьей можно скомпрометировать себя.
Чистка велась принципиально: не на основании классового отбора, без обвинений во вредительстве, а по линии сокращения штатов. Но после чистки стали ходить слухи, что удалили политически не подходящих людей. Гурвич первый дал понять об этом на собрании работников музея.
Справки исключенных у зампреда Рабкрина оставили этот вопрос открытым, т.е. зампред сперва уверял, что это сокращение штатов, а потом в резкой форме дал понять, что это шире, чем сокращение аппарата.
Аникиева просила меня, коли я могу, дать чей-либо адрес в Москве, куда она хотела ехать обжаловать свое дело.
Я сказал, что могу ей посоветовать обратиться к Н.Н.Глебову-Путиловскому, может быть, он случайно знает кого-либо, кто здесь в Ленинграде может заставить разобраться заново в этом темном деле.
Я сказал, что дочка не откажется, наверно, дать ей письмо в Москву к Новикову-Прибою — он может помочь добраться до Бубнова.
Свободное копирование
