ТурПсихСтихВзвод - 3

Polytrichum,Pleuozium u Mnium[1],

Темнеет чаща с палец высотой,

Над нею ельник, ласковый, густой,

И я хотел начать петь лесу гимн,

Но наступив ногой на чащу эту,

Себе представил на мгновенье круг,

Надуманных, без краткого просвета

В нём люди мечутся, на всех и всё в обиде,

И не заметят истины простой,

Что чаща эта – с палец высотой.

Но надо приподняться, чтоб увидеть.

       1963 г. Осень.

Действительно – надо приподняться, чтобы увидеть. Прекрасно сказано «Надо  смотреть на жизнь так, чтобы от этого взгляда не протухла простокваша».

Расцвет нашего "взвода" совпал со временем, получившим название "оттепель". После смерти Сталина постепенно начинали возвращаться из лагерей чудом выжившие "враги на­рода", в литературных журналах появились новые для большинства имена прекрасных по­этов и писателей, десятилетия бывшие под запретом. Потребность писать (и слушать) хоро­шие стихи обычно возникает у людей в период душевного подъёма. Настоящий поэт чувст­вует жизнь глубже, острее обычного человека и может (не всегда, конечно) твои мысль или чувство выразить так, что ты только изумляешься своей немоте и благодарно вбираешь эту невысказанную тобой мысль в душу, как откровение или мудрость. Поэтому бытует у нас идея о том, что "поэт в России больше, чем поэт", и в те прекрасные шестидесятые годы по­эты собирали тысячные аудитории. У людей восстанавливалась, возрастала зажатая и забитая страхом жажда общения, жажда свободы слова. И пока даже и где-то корявые строки рвались из душ и плавились в общем горниле страсти, люди сами становились выше и нуждались друг в друге. Вспомните слова Окуджавы:

Поднявший меч на наш союз

достоин будет худшей кары,

и я за жизнь его не дам

и самой ломаной гитары.

Как вожделенно жаждет век

нащупать брешь у нас в цепочке.

возьмёмся за руки, друзья,

возьмёмся за руки, друзья,

чтоб не пропасть поодиночке.

А "Виноградная косточка" ("Собирайтесь, друзья, на моё угощенье...") и весь этот мир! И сейчас, спустя полвека, гордое название "шестидесятники" не потеряло своей притяга­тельной силы, и живёт ещё традиция бардовской песни. Люди собираются в доме-музее Окуджавы и где-то на больших полянах под открытым небом, не ограничивая себя поиском залов, и читают стихи, и поют новые песни, но ни одно из этих сборищ не обходится без песен Окуджавы, Никитина, без стихов и воспоминаний о первых шестидесятниках. (Инте­ресно, что в XIX веке тоже были свои шестидесятники. Одним из них был мой прадед Нико­лай Николаевич Блинов).

На волне "Оттепели" во "взвод" приходили новые и новые люди. Были талантливые, были эрудиты, были просто "слушатели", которые постепенно втягивались, стали сами ис­кать и приносить во "взвод" хорошие стихи. Преобладали стихи о природе, человеческих взаимоотношениях, о гармонии и мудрости. Приводили своих детей и внуков. Молодые дев­чонки с восторгом слушали стихи и рассказы, звучавшие на походах. Одна - Таня Игонина - всегда носила с собой тетрадку и, пристроив её на спине у кого-то из туриков, переписывала что-нибудь понравившееся. Летом на походах и молодёжь, и пожилые играли в бадминтон, волейбол. Особенно азартен в бадминтоне был всеобщий любимец и чтец стихов по памяти неоднократно упоминавшийся ранее Яша Куперман (ему уже за 60), за это "припечатанный" Ревеккой в очередном стихе: "Яша тоже очень смело бадминтонит за Кармеллой".

Зимой молодёжь и люди среднего возраста ходили на лыжах и втягивали в это дело и тех, кто постарше - по 50 и 60 лет. Тому же Яше принесли и подарили лыжи на поход в день рождения. Он растерялся, но мужественно шёл на них какое-то время. И я не могу забыть его весёлое сияющее лицо, когда он упал, съезжая с маленькой горки, и лежал на пушистом снегу довольный, что первый раз в жизни покатался на лыжах, и блаженный, что можно полежать и отдохнуть. Встали на лыжи также моя мама, Женя и яшина жена - Ольга Владимировна (её стихи были приведены выше).

Кстати, дни рождения туриков всегда отмечались на воскресных походах подарками, стихами, угощением.

Я неоднократно замечала, что если почему-то пропускала воскресный поход, то всю следующую неделю была как "варёная", усталая, унылая.

Я рассказала о взводе, конечно, лишь малую толику. У меня в шкафу целая "самиздат­ская" библиотечка взводных поэтов и рифмоплётов: эти стихи, родившиеся в нужное время и в нужном месте, были очень хороши и уместны. Я выбрала лишь некоторые, посвященные прекрасным людям нашей компании, чтобы вы знали, что ТАКОЕ бывает, и со мной вместе и за меня порадовались, что мне выпало счастье быть членом нашего такого славного "взвода". И сейчас через много лет эти воспоминания обдают меня теплом и радостью бы­лого. Может быть, и вам повезёт. А сколько было интересных, ярких, талантливых людей во взводе... Но это увело бы меня слишком далеко... Повторю только слова: "Единственная на­стоящая роскошь - это роскошь Человеческого общения".

Наш славный турвзвод держался довольно долго - одни прекращали ходить в походы, вливались другие. Но все регулярно встречались по средам у кого-нибудь на квартире.

Сейчас от старого "ядра" осталось в живых всего четыре человека. Я - младшая. Ре­векке уже 96 лет. Она водила взвод до 1986 года (ей было уже 76!). Но сейчас, несмотря на недуги, она сыплет рифмованными строчками, афоризмами; ножницами вырезает из бумаги фигурки балерин, туристов, птиц и т.п. (не рисуя их предварительно), принимает новых дру­зей, рассказывает о взводе, показывает альбом истории взвода, сборники взводных поэтов и замечательные поделки наших умельцев. Её напарница Лена Гордон сперва делала картинки из природных материалов - цветов, листьев и др., теперь стала писать картинки маслом, пи­шет неплохие стихи.

Спасибо им! Последнее время Ревекка сильно "сдала" - две операции на глазах и про­чие "бяки", но никогда не жалуется. Как-то недавно говорили мы с ней по телефону об ушедших друзьях, и она тут же выдала: "Ушедшие друзья! Вы - звёзды. Я же только лишь планета, Свечу я вашим отражённым светом!.." И я поняла её. И я, я тоже - кем бы я была без мощной эмоциональной, интеллектуальной и душевной подпитки от людей, бывших моими друзьями, учителями, современниками.

Жаль расставаться с воспоминаниями о нашем взводе и так хочется поделиться этими воспоминаниями, познакомить Вас хотя бы с некоторыми стихами, звучавшими на наших походах.

О деятельно добром человеке –

ДЯДЯ ВАСЯ

Евтушенко - посвящается Б. Окуджаве.

То зелено, то листьев порыжение,

То мелкое сухое порошение,

А дядя Вася пишет прошения,

            прошения, прошения,

прошения.

Он пишет их задаром,

не за что-то:

Не за себя он просит,

за кого-то

И это его вечная забота,

высокая и добрая работа.

Не веря ни в иконы, ни в молитвы,

Он верит, дядя Вася,

в государство,

И для больного полимиэлитом

Он просит выслать новое лекарство.

Он просит,

чтобы всем квартиры дали,

Чтобы коляски

инвалиды все имели.

Он хочет, чтобы люди не страдали.

Он хочет,

            чтобы люди не болели.

А дяде Васе семьдесят четыре…

И уж, казалось, он привыкнуть должен,

Что столько неустроенного в мире…

Но не привык. До этого не дожил.

Он одинок.

 Живёт он вместе с веточкой,

Поставленной в бутылку из-под пива.

Зимою он окутывает ваточкой

Ей корешки застенчиво счастливо.

И дяде Васе очень странным кажется,

Что всё я в жизни и путаю и комкаю.

Моей любимой,

самой первой,

карточку

Он, отобрав,

повесил, в своей комнате.

У дяди Васи сердце разрывается.

Он помнит, как друг друга мы любили,

И, с карточкой ночами разговаривая,

Он просит, чтоб мы снова вместе были.

Он ходит прямо,

сухонький,

тревожный,

Всегда готовый за людей бороться,

В шинели ветхой, железнодорожной,

С калининскою острою бородкой.

Всё бегает,

а он ведь очень старый,

И старость излечить на свете нечем,

Но я не верю, что его не станет.

Мне кажется, что дядя Вася вечен.

Всю жизнь он видел

трудности людские,

А жалости к ним сколько накопил он!

Проводником возил он всю Россию

В своём вагоне жестком, некупированном.

Все войны, войны –

мировая первая,

гражданская,

вторая мировая,

Но так же, так же инвалиды пели,

Невидящие очи раскрывая.

Была дорога у России дальняя,

И дядя Вася был в дороге этой

И лекарем,

и бабкой повивальною,

И агитпропом,

и живой газетой.

Он всех поил,

какою мог, бурдою,

Всех утешал, кого бедой мотало.

Была его работа добротою,

И доброта сейчас работой стала.

О, сколько их – на пенсию ушедших!

Ушедших?

Нет – опять себя нашедших!

Когда домой я поздно возвращаюсь,

И вижу

добрый свет в окне его не гаснет.

Кому-то дядя Вася возражает,

Кого-то защищает дядя Вася.

Пусть кто-то

в постоянном напряжении

Лишь за своё на свете положенье,

А дядя Вася пишет прошения,

Прошения,

прошения,

прошения…

***

Кайсын Кулиев

Стареть не стыдно: все стареют люди,

Постыдно стать угрюмым ворчуном,

Бояться непогоды за окном,

На звёзды глядя, думать о простуде,

Не видеть сказки в облаке ночном.

Махнуть рукой на все мечты о чуде.

Стареть не стыдно: все стареют люди,

Постыдно стать угрюмым ворчуном.

***

Расул Гамзатов.

БЕРЕГИТЕ ДРУЗЕЙ

Знай, мой друг, вражде и дружбе цену

И судом поспешным не греши.

Гнев на друга, может быть, мгновенный,

Изливать, покуда, не спеши.

Может, друг твой сам поторопился

И тебя обидел невзначай.

Провинился друг и повинился -

Ты ему греха не поминай.

Люди, мы стареем и ветшаем,

И с теченьем наших лет и дней

Легче мы своих друзей теряем,

Обретаем их куда трудней.

Если верный конь, поранив ногу,

Вдруг споткнулся, а потом опять,

Не вини его - вини дорогу

И коня не торопись менять.

Люди, я прошу вас, ради бога,

Не стесняйтесь доброты своей.

На земле друзей не так уж много:

Опасайтесь потерять друзей.

Я иных придерживался правил,

В слабости усматривая зло.

Скольких в жизни я друзей оставил,

Сколько от меня друзей ушло.

После было всякого немало.

И, бывало, на путях крутых

Как я каялся, как не хватало

Мне друзей потерянных моих!

И теперь я всех вас видеть жажду,

Некогда любившие меня,

Мною не прощенные однажды

Или не простившие меня.

Пер. Н.Гребнева

***

Эти стихи людей, непосредственно общающихся с природой внимательно, не сверху вниз.

Куда ты держишь путь, скажи на милость?

Спросил я у речушки луговой.

Ответно просияла, распрямилась

И под мосток нырнула с головой,

Свела меня с кустами краснотала,

Открыла мне тропинку к шалашу

И, убегая дальше, прошептала:

На поиски прекрасного спешу!

***

Всему виной рассеянность моя –

Чуть-чуть не наступил на муравья,

А он ко мне рванулся словно воин –

Мол, уходи – ты не туда залез!..

Потом – спокойно взял обломок хвои

И поволок её как Геркулес.

                                                          С.Смирнов.