Это был 1937-й год, ужасный 1937-й год. Сталину мерещились повсюду заговоры, и в стране шли массовые аресты. Забирали учёных, художников, писателей, врачей, журналистов. Сперва одних партийцев, потом тех, кто их сажал, просто ни за что, за анекдот, по доносу (доносчики получали квартиры арестованных).
Весной арестовали Толю - он работал в газете "Известия", там забрали всех более или менее видных сотрудников. Мама разыскивала его по всем тюрьмам, чтобы передать тёплую одежду, но получил ли он что-то - неизвестно. Сталину нужна была бесплатная рабочая сила, и миллионы арестантов были брошены на "стройки коммунизма" под флагом "трудового перевоспитания".
Вскоре маме велели освободить служебную площадь. Продавали мебель, мама искала любые подработки, составляла и продавала кроссворды, расписывала какие-то платочки. Куда было деваться - неясно. Я переехала жить к отцу, а маме он разрешил пожить пока на его летней даче в Салтыковке. Моя няня Наташа в эту тяжёлую пору не бросила маму, жила с ней, помогала, чем могла. Я несколько раз по выходным приезжала к ним на дачу, а потом мама исчезла. Я очень тосковала по маме, не расставалась с её фотографией. Отец объяснял мне, что маму арестовали как "жену врага народа". Так называли всех арестованных.
Учебный 1937/8 год я жила у папы. Его жена была пухленькая, весёлая с миловидными ямочками на щеках. Мы звали её Люсёк (Людмила Васильевна Стахович), у меня с ней были неплохие отношения, и когда они разошлись, я даже наивно пыталась их помирить. Это произошло без меня – я уже жила с мамой в ссылке. Потом у него были другие женщины, но детей больше не было.
Папа тоже пострадал за то, что разрешил маме ("жене врага народа") пожить на даче. Ему объявили строгий партийный выговор, и пришлось сменить работу – из Внешторга экономистом на какую-то фабрику на окраине Москвы.
Свободное копирование
