Подчеркивая свою полную идейную солидарность с «федералистическим Интернационалом», группа издателей «Общины» объявляла последнюю органом этого Интернационала на русском языке, имеющим своей задачей распространение учений и принципов анархизма в России. Этими учениями и принципами определялись, с нашей точки зрения, практические цели и задачи и нашего революционного движения.
С некоторыми оговорками можно сказать, что таково же было отношение к интернациональному социализму и «кружка кавказцев» , поскольку его взгляды и тенденции отразились в мужественных речах перед судом таких выдающихся его членов, как Бардина и Зданович. Я не помню, солидаризировались ли они и в какой мере специально с анархистской ветвью Интернационала. Но помню хорошо, что и Бардина, и Зданович заявляли себя на суде горячими интернационалистами и такими же сторонниками западного социализма (вообще), как мы были сторонниками специально бакунизма.
Как раз противоположная тенденция в вопросе о значении принципов и задач западного социалистического движения характеризовала народничество. Соответственно этому, с воцарением народнического направления среди революционной интеллигенции, интерес к западному социалистическому движению в ней сильно ослабел, чтобы не сказать совсем исчез. В этом сказалась оборотная сторона той эволюции революционного движения 70-х годов, которая вела его от абстрактного понимания и абстрактной пропаганды революционерами социалистических учений и лозунгов в период «хождения в народ» к более конкретной, национальной постановке вопросов о целях и задачах нашей партии.
В довольно объемистой статье о революционном движении в России, написанной осенью или зимой 80 г. для немецкого «Ежегодника», издававшегося в Цюрихе Гехбергом, при ближайшем сотрудничестве Э. Бернштейна и К. Каутского, я следующим образом характеризовал новое течение в русской революционной интеллигенции:
«Народничество – это, прежде всего, реакция против слишком абстрактного отношения к окружающей конкретной действительности, против односторонней оценки явлений русской жизни исключительно под углом зрения теорий, развившихся органически, как продукт условий западноевропейской жизни, условий, находящихся в России еще только в зародышевой стадии... Фактически, как сторонники чистой пропаганды, так и приверженцы бунтарской тактики, за немногими, быть может, исключениями, верили в близость революции, которая покончит с государством и передаст не только землю, но и фабрики и заводы в коллективное владение крестьянских общин и рабочих ассоциаций. Но достаточно было довольно кратковременного соприкосновения пропагандистов и бунтарей с «народом», чтобы перед ними обнаружилась вся утопичность надежд на скорую революцию в духе учений «Международной Ассоциации рабочих». И вот, в результате наблюдений в период «хождения в народ» или бродячей пропаганды и разочарования в своих ожиданиях, революционеры пришли к сознанию необходимости возможно больше приспособить свою деятельность «к реальным условиям народной жизни и выработать программу на основе конкретных фактов».
В конце концов, возникло и развилось народническое направление, считавшее необходимым отказаться от пропаганды социалистических теорий, заимствованных на западе, и всю революционную «деятельность приспособить всецело к мнениям и обычаям нашего народа, глубоко вкоренившимся в нем, в результате долгого исторического процесса». «Единственным критерием для оценки революционного значения» деятельности в народе провозглашено было полное соответствие этой деятельности исторически выработанным в нем «идеалам и взглядам». В тесной связи с этой эволюцией в воззрениях революционной интеллигенции, значительно ослабел в ней интерес к западноевропейскому социалистическому движению, так как, по мнению ее, опыты западноевропейских народов и извлеченные из них учения не могли иметь практического значения для социалистического движения в России.
К дефектам первого периода революционного движения 70-х годов критически относилась и редакция «Общины». Она учитывала опыт этого периода. Но в своих положительных выводах она остановилась как бы на полдороге. В передовой первого же номера нашего журнала, написанной Клеменцом, мы читаем: «Скомпонованный на три четверти по западным образцам, незнакомый с деталями крестьянской жизни и ее ежедневной борьбы, русский социализм поневоле был абстрактен, говорил народу о его бедах и несчастиях слишком общими формулами и часто проходил мимо злобы дня, представлявшей собою превосходнейшую иллюстрацию общих положений». Одним из самых серьезных упреков, какие можно сделать русским пропагандистам и революционерам, является то, что «мы не видим следов их участия в народных волнениях и протестах». В связи с абстрактным характером «русского социализма», причиной этому было «преобладание бродячей пропаганды», дававшей «мало возможности завести опорные пункты для дальнейшей деятельности».