Приверженцы «Набата» видели альфу и омегу революционной политики в беспощадном истреблении врагов революции, в мерах устрашения и физического уничтожения. При этом они любили ссылаться на Робеспьера и Сен-Жюста и с гордостью называли себя «якобинцами».
Как-то, в споре с одним из ткачевцев, я спросил его:
– Неужели вы считаете себя вправе, будучи меньшинством, насильно осчастливить народ?
Этот вопрос нимало не смутил моего собеседника.
– Разумеется! – ответил он: –Раз народные массы не понимают своего блага, то приходится силой навязывать его им.
В истории русского революционного движения принято отмечать связь практики «Народной Воли» с теориями ткачевизма. Но связь эта ограничивается, главным образом, тем, что народовольцы применили на деле ткачевскую теорию заговора, как метода революционной борьбы. Несравненно теснее и глубже связь ткачевизма с двумя наиболее темными страницами истории нашего революционного движения: с нечаевщиной, с одной стороны, и с большевизмом, с другой.
В самом деле! Разве ткачевское «революционное меньшинство», противостоящее неспособному на революционное творчество народу, не напоминает большевистских «носителей революционной сознательности», противополагаемых массам, как носителям «стихийности» ?
Разве «централизация власти и децентрализация функций» Ткачева не то же самое, что известный организационный план Ленина, отводящий членам партии роль «колесиков и винтиков» партийного механизма, управляемого центром (формально) или единой волей?
Разве филиппики какой-нибудь «Правды» против современного рабочего движения не напоминают выпадов «Набата» против первого Интернационала Маркса ?
Наконец, разве большевистский террор не является чудовищным применением к жизни той теории истребления врагов, которую выдвинул Ткачев в оправдание и обоснование практики Нечаева?
Нечаев, как известно, признавал врагами народа и революции, подлежащими истреблению, не только активных ответственных вождей господствующих классов и злостных агентов старой власти, но и инакомыслящих социалистов. Революционеры, про-тивники его организационных планов и тактики, являлись в его глазах врагами народа и революции, заслуживающими такой же участи, какую он пред-назначал действительным врагам и угнетателям народных масс. Но свою «теорию» физического и морального уничтожения врагов в таком рас-пространенном смысле Нечаев мог применять на практике только в микроскопических размерах; большевикам же посчастливилось: они получили возможность тысячами, десятками тысяч истреблять своих противников, принадлежащих к числу испытанных друзей рабочего класса и к самому рабочему классу...