В Швейцарии мне пришлось пробыть на этот раз гораздо дольше, чем я рассчитывал: в Россию я смог вернуться лишь в начале 1879 г.
Вскоре после моего приезда в Женеву, у меня родилась дочь. Пришлось думать о средствах к жизни, о заработке. Я решил изучить ремесло наборщика и поступил – сперва в качестве ученика – в наборню «Работника». При сдельной оплате труда, хорошие наборщики зарабатывали здесь до 5 франков в день. Вскоре я научился набирать, но работал я недостаточно быстро, и мне, до конца, так и не удалось заработать за день больше 3 франков. Порой я оставался работать до 10-11 ч. вечера. Но почти всегда выходило так, что полоса, за которую я мечтал получить 4-й франк, в последний момент рассыпалась у меня в руках.
Набирать мне пришлось, как помнится, сочинения Флеровского, Драгоманова, а позже разные частные заказы, не имевшие никакого отношения к революции.
Материальное наше положение было очень тяжелое. Временами мы рады были и тому, что можно было купить молока для ребенка. Одно время главной нашей пищей (кроме хлеба) были улитки – мы их собирали с кустов на женевских улицах, отмачивали в уксусе, и находили, что это блюдо, при нужде, в некоторой степени может заменить мясо.
У Грессо наш долг доходил одно время до суммы, которая казалась нам колоссальной. Бывали порядочные долги и в соседних лавочках. Товарищи говорили даже, полушутя, что по некоторым улицам я избегаю ходить, так как задолжал там всем лавочникам. И это было очень близко к правде.
Впрочем, позже, в 1878 г., наши дела несколько поправились: у меня явился литературный заработок. Точнее говоря, это не был регулярный «заработок», а просто я получил сразу несколько сот рублей в виде гонорара за большую статью об английских тред-юнионах, которую я послал через Клеменца в петербургский журнал «Слово». Статья должна была идти в трех номерах. Но уже вторая часть статьи навлекла на журнал цензурные кары, и потому конец статьи не был напечатан.
Ради заработка я послал также в «Отечественные Записки» статью по поводу книги Брандеса о Лассале. Но на этот раз, как я узнал позже от Н. Ф. Анненского, статья оказалась совсем нецензурной и не увидела света.
Материальные лишения не производили, однако, угнетающего действия на меня и на жену; мы их, сравнительно, легко переносили, и на наше настроение, на нашу психику они в отрицательном смысле не влияли.