В другом полку нашей дивизии у старшего врача по отношению к больным солдатам было только два выражения: "лодыря играть", "миндаль разводить". В каждом солдате он видел притворщика. Я об этом враче уже рассказывал в первой главе "Записок", как он признал притворщиками двух солдат, которые, по исследовании их младшим врачом, оказались совершенно негодными к службе. У врача этого было положение, — не помечать в отчетах больше двадцати амбулаторных больных в день. В действительности бывало человек по 70—80, но это какое же было бы санитарное состояние полка!
Однажды на моем дежурстве в госпиталь привезли несколько больных солдат. Один бросился мне в глаза своим лицом: молодой парень с низким, отлогим лбом, в глазах — тупое, ушедшее в себя страдание, углы губ сильно опущены.
— Что болит?
— Ваше благородие, он глух, не слышит! — предупредил меня полковой офицер.
Я стал громко кричать солдату на ухо свои вопросы. Он как будто очнется от глубокой задумчивости, повторит вопрос и ответит.
В октябрьских боях он был ранен пулею в бедро навылет; недавно его выписали из харбинского госпиталя назад в строй; на правую ногу он заметно хромал.
Я его спросил, давно ли он оглох. Солдат рассказал, что года три назад, еще до службы, он возил с братом снопы, упал с воза и ударился головою оземь!
С тех пор пошел шум в ушах, головокружение, постепенно развилась глухота.
— Взяли на службу, не поверили, что плохо слышу! — апатично рассказывал он. — В роте сильно обижали по голове, — и фельдфебель, и отделенные. Совсем оглох. Жаловаться побоялся: и вовсе забьют. Пошел в околоток, доктор сказал: "притворяешься! Я тебя под суд отдам!.." Я бросил в околоток ходить.
Весь вечер передо мною стояло лицо этого парня, на душе было горько и жутко.
Рассказал я о нем главному врачу. Утром мы исследовали комиссией одного солдата с грыжею для эвакуации в Россию. Я предложил главкому врачу исследовать кстати и глухого. Мы подошли к его койке.
— Надень халат! — обычным голосом сказал главный врач, украдкою следя за больным.
Тот не двигался. Главный врач крикнул громче, — солдат заторопился и надел халат.
Принесли инструменты. Шанцер, специалист по ушным болезням, стал отоскопировать больного. Задняя часть одной из барабанных перепонок оказалась утолщенной. Шанцер беспомощно повел плечами.
— Доказать что-нибудь тут очень трудно, — сказал он. — У науки нет средства узнать, симулирует ли больной глухоту на оба уха.
— Ничего, исследуйте! Я узнаю! — с хитрою усмешкою шепнул главный врач.
Он беззаботно разговаривал с солдатом и исподтишка пристально следил за ним. Говорил то громче, то тише, задавал неожиданные вопросы, со всех сторон подступал к нему, — насторожившийся, с предательски смотрящими глазами. У меня вдруг мелькнул вопрос: где я? В палате больных с врачами, или в охранном отделении, среди жандармов и сыщиков?
— Симулирует! — решительно и торжественно объявил главный врач. — Обратите внимание: на вопросы доктора Шанцера он отвечает немедленно, а моих как будто совсем не слышит.
— Вполне понятно, — возразил я. — У Шанцера голос звонкий, а у вас низкий и глухой.
— Нет, нет, вы уж со мною не спорьте, у меня на этот счет есть нюх. Сразу вижу, что симулянт... Ты какой губернии?
Больной вслушался.
— Губернии?.. Пермской губернии! — выкрикнул он.
— Пермской? — значительно протянул главный врач. — Ну, вот видите! Это важное подтверждение: по статистике, жители Пермской губернии стоят на первом месте по вызыванию ушных болезней для избавления от военной службы.
— Не знаю, но, судя по его рассказам, он, несомненно, не симулирует, — возразил Шанцер. — Была течь? Не было. Глухота развилась не сейчас после падения, а постепенно, сначала был только шум в ушах. Так симулировать мог бы только специалист по ушным болезням, но не мужик.
— Нет, нет, нет! Симулянт несомненный! — решил главный врач. — Вы, штатские врачи, не знаете условий военной службы, вы, естественно, привыкли верить каждому больному. А они этим пользуются. Тут гуманничанье не у места.
Мы возражали яро. Глухота больного несомненна. Но допустим даже, что она лишь в известной степени вероятна, — какое преступление главный врач берет на душу, отправляя на боевую службу, может быть, глухого, да к тому еще хромого солдата. Но чем больше мы настаивали, тем упорнее стоял главный врач на своем: у него было "внутреннее убеждение", — то непоколебимое, не нуждающееся в фактах, опирающееся на нюх "внутреннее убеждение", которым так сильны люди сыска.
Солдата выписали в полк.