Накинул на плечи свой алый башлык и ушел. Кончился день. В огромном темном бараке тускло светилось несколько фонарей, от плохо запиравшихся огромных окон тянуло холодным сквозняком. Больные солдаты спали, закутавшись в шинели. В углу барака, где лежали больные офицеры, горели у изголовья свечки; одни офицеры лежа читали, другие разговаривали и играли в карты.
В боковой комнате наши пили чай. Я сказал главному врачу, что необходимо исправить в бараке незакрывающиеся окна. Он засмеялся.
— А вы думаете, это так легко сделать? Эх, не военный вы человек! У нас нет сумм на ремонт помещений, нам полагаются шатры. Можно было бы взять из экономических сумм, но их у нас нет, госпиталь только что сформирован. Надо подавать рапорт по начальству о разрешении ассигновки...
И он стал рассказывать о волоките, с какою связано всякое требование денег, о постоянно висящей грозе "начетов", сообщал прямо невероятные по своей нелепости случаи, но здесь всему приходилось верить...
В одиннадцатом часу ночи в барак зашел командир нашего корпуса. Весь вечер он просидел в султановском госпитале, который развернулся в соседнем бараке. Видимо, корпусный счел нужным для приличия заглянуть кстати и в наш барак.
Генерал прошелся по бараку, останавливался перед неспящими больными и равнодушно спрашивал: "Чем болен?" Главный врач и смотритель почтительно следовали за ним. Уходя, генерал сказал:
— Очень холодно в бараке и сквозняк.
— Ни двери, ни окна плотно не закрываются, ваше высокопревосходительство! — ответил главный врач.
— Велите исправить.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!
Когда генерал ушел, главный врач рассмеялся.
— А если начет сделают, он, что ли, будет за меня платить?
Свободное копирование
