Первая тетрадь - 16

   26 декабря 1914 года, Скопин

     Как однообразно проходит Р.Х. Нет никакой разницы с буднями. До веселья ли тут. У Души накануне Рождества умерла мама. Вчера папа все хлопотал насчет гроба и покупок. Да нигде ничего не добудешь, время-то праздничное. Сегодня рано утром мама поехала к Душе в Кельцы на похороны. В обоих Кельцах горе. В Старых Кельцах тоже, вероятно, служат панихиды. Дня за три до Рождества мы прочли в газете, что убит поручик Анатолий Гаврилович Веселов. Как-то это примет Мария Ивановна, она ведь очень слаба здоровьем? Ах, Толя, Толя, где ты теперь? Как хорошо я помню его последнее посещение и прощание. Он уже к нам прощаться пришел в офицерской форме. Как она к нему шла! Он о чем-то спорил с папой за чаем. 'Вы ведь согласны со мною, Саша?' - обратился он к старшей сестре. Почему мне так в память ворвалась эта фраза, не знаю. Но с этих пор мы стали Саню звать Сашей. Он был такой впечатлительный, нервный. Мне кажется, он очень походил на Райского в 'Обрыве'. Такой же увлекающийся, любящий спорить. Когда в электричке (25) ставили 'Обрыв', то Райский был вылитый Толя. Я тогда удивлялась, что могут быть такие сходства. Вот он спешит домой. Папа перекрестил его и поцеловал. Толя смутился, но потом нервно засмеялся и стал прощаться с нами. 'Толя, вы боитесь идти на войну?' - спросил кто-то. 'Страшно не сражаться, а ведь я отвечаю за жизнь вверенных мне солдат, это большая ответственность', - отвечал Толя. И прибавил: 'Ну, может быть, увидимся еще!' Он вышел и быстро пошел по направлению к дому. Мы глядели ему вслед. Он обернулся и засмеялся. 'Сейчас еще обернется', - сказала Саша. И правда, он обернулся... Я последний раз видела его...

     Я не верю, что Толя был убит. Странно... Жил, жил человек и был таким умным, способным, и вдруг все кончилось, его нет... Мне кажется, это ошибка, или опечатка, или совпадение одинаковых имен и фамилий. А как горячо, вероятно, Мария Ивановна (мать его) любила его. Ведь первый сыночек, и так много обещавший.

     27 декабря 1914 года, Скопин

     Настя кричит: 'Австрийцы бегут!' Я спешу к окну и вижу: по тротуару, по дороге бегут австрийцы. Как холодно они одеты! Легкие серые шинели, на ногах ботинки, конечно, без калош, и все это рваное, обтрепанное. Они ищут хлеба. Вероятно, с поезда. Их пока отпустили за провизией, им, кажется, правительство выдает на каждый день 16 коп., на них как хочешь, так и кормись. Бедные, они привыкли к теплу, а здесь холод, да еще

     с ветром, идет снег. Австрийцев отправляют в Сибирь, но их так много, что не знают, чем будут их кормить.

     Вчера мы видели пленных турок, они недалеко живут, их недавно привезли. Все черноволосые, смуглые, а глаза так и сверкают. Некоторые одеты в пестрые халаты и красные шапочки. Эти еще больше привыкли к теплу.

***

      Рождество прошло, у нас опять начались классы. Потянулась однообразная жизнь. Маня осталась дома, подъедет уже после Масленицы.

     За все Рождество пришлось быть только у Лаговых на вечере. Было много кавалеров, вообще прошел вечер оживленно. Со мною часто танцевал один академик (26), что, конечно, очень льстило мне, потому что я этим не избалована. За Маней все приударял казанский псаломщик. Он сдал государственный экзамен на историка, но, спасаясь от солдатчины, поступил в псаломщики. Как это может ум совмещаться с такою вульгарностью? Только что он пришел, в первый раз увидались, стали играть в 'телефон' (27). Как он противен мне. Стали играть в карты, я поспорила с Душей, потянулась к ней и нечаянно задела рукой за угол стола.

     - Хотя Александр Македонский был и великий человек, но столов не ломал, - напыщенно говорит он.

     - Хотя Александр Македонский был и великий человек, но таких глупостей не говорил, - в ответ ему говорю я.

     Он немного осекся и замолчал. Его звать Сергей Филиппович, но его в насмешку зовут Фильцеприныч. Маня его прозвала Фильцеприна.

***

      С нового 1915 года я буду писать без чисел, потому что каждый день я писать не могу за неимением времени. Как быстро прошел год! Давно ли мы встречали 14-й, а теперь уже 15-й. Так пройдет и вся жизнь: день за днем, год за годом. 'Зачем, для чего живем?' - возникает вопрос. И неразрешенным, забытым остается на время.