Этой войны не хотел никто. Имущие классы ничуть не желали сражаться с фашизмом, который они предпочитали «Народному фронту». Интеллектуалы считали, что Франция, страна с низкой рождаемостью, только начинающая оправляться от ужасных потерь 1914—1918 годов, не может согласиться на новое кровопролитие. Левые пацифисты рассуждали в том же духе. Рабочий класс и простой народ смутно чувствовали, что их предали, не доверяли ни правительству, ни генеральному штабу, не понимали, как можно сражаться за Польшу после того, как сдали социалистическую Австрию, социалистическую Испанию и союзную Чехословакию; наиболее энергичные элементы пролетарских предместий, коммунисты за ночь становились пацифистами, «антиимпериалистами», приверженцами новой «мирной политики» СССР. Лидер компартии Морис Торез дезертировал, вице-президент Палаты Дюкло уехал в Москву, несколько депутатов отреклись от партии, другие отправились в тюрьму. Общее настроение: нужно сражаться как можно меньше, за неприступной линией Мажино мы находимся в безопасности.
В кафе «Де Маго» я встретил старика Армеля, который раньше под псевдонимом Леон Жуо писал передовицы для «Мессидора». Мы обычно обменивались молчаливыми приветствиями возле литографского камня. На сей раз он сердечно заговорил со мной: «Ах! Как вы были правы, Серж! И как нас одурачили! Накануне московского пакта я видел советского посла Сурица, мы разговаривали как обычно. На следующий день я в сердцах кинулся к нему, черт возьми! Было от чего! Бедняга сказал, что он так же удивлен, ошеломлен, как и я...»
Свободное копирование
