Мой арест, наделавший некоторый шум в Париже, показался неудобным в высших кругах. Я твердо решил не отрекаться от своих взглядов; удовольствовались обещанием с моей стороны не участвовать ни в какой «антисоветской» деятельности. Недостойная игра слов — в наших воззрениях не было ни малейшего антисоветизма. Я никогда не забуду удивительной нежности молодой листвы на набережных Фонтанки белой ночью, когда я возвращался к себе после семи или восьми недель отсутствия. Дворник хорошо объяснил причину моего ареста: «Еще при старом порядке, — говорил он, — таких интеллигентов всегда арестовывали накануне Первомая»... В Париже Вайян-Кутюрье напечатал в «Юманите», что со мной в тюрьме обращались с большим почтением. Барбюс слал мне смущенные письма с извинениями за то, что, узнав о моем аресте, вычеркнул мою фамилию из списка сотрудников «Монд»...
Чадаев, которым Париж не интересовался, отбыл в тюрьме шесть месяцев; затем близкий друг, член правительства, вызволил его. Так как он не отрекся от своих взглядов, его присутствие в Ленинграде показалось нежелательным. «Красная газета» отправила его на Кубань колхозным корреспондентом. Он окончил свою жизнь, веря, что только начинает ее, энтузиастом нового дела. Мы провели несколько часов, плавая на лодке по пруду в Детском Селе, в старом императорском парке. Василий Никифорович хвалил тюрьму — полезный отдых, время оценить самого себя. Он сомневался в возрождении партии, которое многие считали уже начавшимся.
Он погиб на Кубани, со своим блокнотом, пристальным взглядом, точными вопросами, в гуще самых подозрительных махинаций: строительство порта Туапсе, устройство пляжей, ремонт дорог, коллективизация сельского хозяйства! На погибель излишне въедливым исследователям на ночных дорогах разгулялся «бандитизм». 26 августа 1928 г., летним вечером, наполненным пением цикад, местные власти срочно поручили Чадаеву отправиться на телеге вместе с другими в соседнее село. Ночное путешествие через степь и кукурузные поля. Ехавших сопровождал милиционер; он бежал первым, когда в ночи раздались грубые голоса, крики: «Стой!» Телега, в которой ехал Чадаев, была единственной остановленной на обочине дороги. Возница слышал, как мой бедный Василий спорил с бандитами: «Кто вас нанял? Все мы люди! За что?» Я видел лишь страшную фотографию: деформированные пули, выпущенные из обрезов, чудовищно разворотили ему грудь и голову. Мы хотели похоронить его в городе, который он любил. Разве не был он бойцом 1917 года? Ленинградский партком выступил против: разве он не был исключен из партии? Его убийц, естественно, не нашли. Камень с надписью, установленный на месте его гибели, был разбит на куски...
Свободное копирование
