Вызванный, наконец, в контрольную комиссию центрального района Лениграда, я предстал перед партийным трибуналом. Председательствовал печальный пожилой рабочий, Кароль; одна работница, юноша в очках, еще два или три человека сидели вокруг красного ковра (райком занимал бывший дворец великого князя Сергея в стиле барокко). Кароль, казалось, не имел никакого желания исключать меня, несколько раз протягивал мне руку помощи. Но должен был задать коварный и решающий вопрос: «Как вы относитесь к резолюции съезда об исключении оппозиции?» Я ответил:
— Из соображений дисциплины подчиняюсь всем решениям партии, но именно это считаю серьезной ошибкой, которая будет иметь гибельные последствия, если ее не исправить...
Работница в красном платке поднялась и изумленным голосом произнесла:
— Товарищ, вы сказали «ошибка»? Вы что же, думаете, что съезд партии может заблуждаться, совершать ошибки?
Я привел пример немецкой социал-демократии, проголосовавшей 2 августа 1914 г. за войну, против были только двое, Карл Либкнехт и Отто Рюле. Это святотатственное сравнение сразило комиссию. Я был немедленно исключен. Вызвали Василия Никифоровича Чадаева. Он был также исключен за несколько минут. Мы вышли. «Вот мы и политические покойники...» — «Потому что теперь только мы и продолжаем жить…»