16 ноября было сообщено о выводе Троцкого и Зиновьева из ЦК: таким образом, они не получат слова на предстоящем съезде. В своей маленькой кремлевской квартире Зиновьев изображал полное спокойствие. Возле него, под стеклом, посмертная маска: голова Ленина на подушке... Почему, спросил я, копии этой маски широко не распространялись? Потому что в ее выражении слишком много скорби и отрешенности: пропагандистские нужды требовали предпочесть ей бронзовые изваяния с поднятой рукой... Зиновьев сказал мне, что скоро его выкинут за дверь, только члены ЦК имеют право жить в Кремле. Он уйдет вместе с посмертной маской старого Ильича... Троцкий, обманув слежку, незаметно переехал; целый день ГПУ и Политбюро, охваченные комичным страхом, мучились вопросом, что он замышляет. Он был у Белобородова, в Доме Советов в Шереметьевском переулке. Я застал Радека тоже в Кремле и тоже изгоняемого оттуда, в тот момент, когда он разбирал и уничтожал бумаги посреди развала старинных книг, в беспорядке разбросанных по ковру. «Я распатроню все это, — сказал он, — и сматываюсь! Надо же быть такими идиотами! У нас — ни гроша, а могли бы оставить себе чудные трофеи! Нас добивает бессеребреничество. С нашей пресловутой революционной честностью мы были всего лишь чересчур щепетильными гнилыми интеллигентами»... И без перехода, как если бы речь шла о самом обыденном: «Сегодня ночью покончил с собой Иоффе, он оставил политическое завещание, адресованное Льву Давыдовичу, которое ГПУ, естественно, тотчас умыкнуло. Но я пришел вовремя, я приготовил для них хорошенький международный скандал, если они не вернут его»... (Бюрократы стояли на том, что все бумаги умерших видных деятелей принадлежат ЦК.) Радек сожалел о нашем разрыве, которого желал Троцкий, с Группой пятнадцати (Сапронов и Владимир Смирнов), считавшей, что диктатура пролетариата уступила место бюрократическому и полицейскому режиму...
— Они немного преувеличивают, но, быть может, не столь уж не правы, вы так не считаете?
— Не считаю, — сказал я.
Неожиданно пришли Каменев и Сокольников, Каменева я видел в последний раз и был удивлен, что его борода совсем поседела: благообразный старец с ясным взором... «Вам нужны книги — говорил Радек. — Тащите, что хотите. Все равно выбрасывать…» Я взял на память об этом дне томик Гете в красном кожаном переплете: «Западно-восточный диван»...