По большей части я знакомился с женщинами в своем институте и, когда работал, и когда учился. А настоящих романтических знакомств вне служебной обстановки у меня почти не было ─ припомню только четыре. Может быть были еще какие-то, мимолетные, но они, видимо, не оставили следа в моей памяти.
Самое романтическое, и в тоже время самое нескладное, знакомство случилось в 1984 году. Действительно, как поется в старинной песне: «любовь нечаянно нагрянет…» В тот день я возвращался в Москву из Ленинграда. Билетов, как всегда в то жуткое время, не было. Какими-то правдами и неправдами, простояв в очереди часа два, мне удалось купить билет в вагон номер 3, который обычно ставился в голове состава.
На вокзале я прошел всю платформу, и, в самом конце, точнее – в самом начале, перед локомотивом, увидел третий вагон. Было от чего схватиться за голову. Его, наверное, нашли на кладбище паровозов. Ведь в советское время всегда и всего не хватало. Не хватало колбасы, картошки, квартир, вагонов… Вот и это непотребство, видимо, прицепили к поезду в последний момент, поскольку желающих уехать в Москву было намного больше, чем мест в поезде. Если весь состав был из обычных зелененьких мягких сидячих вагонов с самолетными сидениями, то вагон номер три был грязно-коричневого цвета, с жесткими деревянными, как в пригородной электричке, сиденьями, поставленных лицом друг к другу. Единственное, что отличало этот вагон от электрички – подголовники с кристально белыми тряпочными чехольчиками.
Делать было нечего – лучше плохо ехать, чем хорошо стоять. Тем более, что мне было двадцать четыре года и путь для меня тогда казался очень коротким – всего-то восемь часов, даже чуть-чуть меньше. Пустяки! Плевое дело! Поэтому я, без сожаления и без опасения, вошел в вагон. Не помню только одного – как я оказался на том самом месте в вагоне. Почему-то мне кажется, что сидения были без номеров и каждый садился, где хотел. Хотя может быть это было и не так, а все садились по местам, указанным в билете. В общем – для меня до сих пор загадка – было ли это чистой случайностью или вмешалась какая-то магия чисел, но факт остается фактом – я сел там, где это было нужно.
Поезд тронулся в сторону Москвы. Меня провожали две дамы и первое, после отправления, время я был занят своими мыслями. Мысли были не скажу, что черные, а так – серые. Потом, передумав, как мне показалось, все, что можно было передумать, я решил вернуться в реальность и стал осматривать салон, и тех, кто ехал со мною вместе. В основном, это были какие-то круто провинциальные семейные пары среднего и пожилого возраста. Многие с детьми и внуками. В общем ─ поездка предполагалась, скучной, поскольку я любил коротать вагонные часы в тамбуре за сигаретой и ни к чему не обязывающей болтовней с попутчиками. Что позволяло расширять свой кругозор, поскольку в поездах встречались люди очень разных категориий ─ от пожилого художника, выпускника ВХУТЕМАСа, до человека только что откинувшегося с зоны. И со всеми я пытался найти общий язык, чтобы узнать, что-то новое для себя, перенять чей-то опыт или поучиться на чужих ошибках. А в этом вагоне явно было не с кем, да и не о чем разговаривать, кроме того, как растить огурцы и помидоры на дачном участке в нашем очень холодном климате. Но мне в мои двадцать с небольшим такие разговоры были не интересны.
И тут я заметил, что прямо напротив меня сидела молодая женщина, очень миниатюрная, с длинными светлыми волосами, одетая в опрятный, легкий светло-серый, в клетку, костюм, типа «деловая женщина». Отмечу, что то, что находится на самом виду, по какой-то странной человеческой причуде, замечаешь всегда самым последним. Эта женщина всем своим видом не вписывалась в провинциально-дачное пассажирское общество и уж, особенно, в такой вагон. Ей бы в спальный вагон «Красной Стрелы» или «Невы. Там она была бы «своя, среди своих». А здесь – абсолютно чужая. Да и вообще – манеры и одежда не показывали в ней завсегдатая поездов. Чувствовалось что попала она в поезд случайно и, может быть, даже и в первый раз.
Бросив на нее беглый взгляд, я уже не мог оторвать от нее глаз. Настолько она была хороша. Теперь я думал только о том, как бы привлечь ее внимание. И, не помню как, но мне это удалось и мы разговорились. Конечно, ей, также как и мне, было скучно и одиноко в этом, чуждом для нее, вагонном мире. И единственным подходящим собеседником оказался я.
Выяснилось, что она действительно первый раз, едет в поезде. Ей на работе предложили командировку в Ленинград, а она и согласилась. На самом деле – почему бы не съездить в Ленинград за казенный счет, поскольку она нигде, кроме Москвы, никогда не была. Ее работа заключалась в том, чтобы утром приехать в Ленинград, передать бумаги в комиссию, а вечером уехать обратно. И – все! Целый день у нее оставался свободным ─ она нагулялась по Ленинграду, насмотрелась всего-многого, ужасно устала и была голодна, поскольку поужинала в городе достаточно давно, а на вокзале была уже настолько уставшей, что хватило сил только добраться до вагона. Ни в магазин, ни в буфет она не зашла.
Мы с ней болтали-болтали, о том, о сем, о ни о чем… время шло, поезд летел к Москве, за окном стемнело, а в вагоне похолодало ─ прошло уже три часа с момента отправления, когда выяснилось, что, во-первых, в вагоне нет света, а во-вторых, полно щелей из которых дует холодный резкий ночной ветер. Ехать в темноте было достаточно романтично, поэтому на отсутствие света мы с ней были не в обиде. А вот холод доставлял массу неприятностей. Мне-то было еще ничего – на мне была достаточно теплая куртка. А вот моя собеседница явно зябла. Красивый костюмчик не мог, ни согреть, ни, защитить от сквозняка. Видно было, как она, время от времени, поеживалась от холода.
И тут произошло событие, которое заставило меня прервать разговор и встать с места. Сквозь стук колес, стук буферов и скрип вагона послышался мне какой-то дикий девичий то ли визг то ли крик. Потом удары, снова крик... Я прислушался… Крик, хоть и был слабо различим, существовал реально, а не показался мне! Все в вагоне спали мертвецким сном, поэтому никто на него не обратил внимания. Это только в книгах говорится о старческой бессоннице. На самом деле старики спят как убитые – пушкой не разбудишь!
Я пошел на звук выяснить, что происходит. Оказалось, что десятилетняя девочка пошла в туалет. Родители, естественно спали. Если, вставая с сидения, она их и разбудила, то они молниеносно уснули снова. Поскольку вагон был полностью раздолбан, то дверь туалета, закрывшись, не смогла открыться. Оставшись одна в кромешной темноте, к тому же взаперти, она страшно испугалась иа стала кричать, но ее никто не слышал.
Так она и вопила, пока я, ногою, после третьего удара не выбил дверь. Бедный ребенок! Видимо она кричала прижавшись лицом к двери. В истерике моих слов «сейчас открою, отойди от двери» она не слышала и дверь рассекла ей лоб.
Вытащив ее из туалета и сдав на руки родителям, я вернулся на свое место после почти десятиминутного отсутствия, и заметил, что моя попутчица уже не просто дрожит, а просто трясется от холода. Пока мы болтали, она, видимо, не замечала холода, а оставшись одна, окончательно замерзла. Да так, что зуб на зуб не попадал.
Она сидела напротив меня, вся съежившаяся, ужасно несчастная и беззащитная. Тогда я предложил ей свою куртку. Она накрылась ею и стала согреваться, как заметила, что я, без куртки, начинаю то же замерзать и решила вернуть ее мне.
И тут до меня дошло, что куртка достаточно большая, а девочка маленькая и мы вдвоем запросто в ней уместимся. Она села ко мне, мы завернулись в мою куртку, каким-то образом даже смогли ее застегнуть и прижавшись друг к другу быстро согрелись. Уставшая, она, почти мгновенно уснула. А мне не спалось. Впервые в такой обстановке я спал с женщиной, имени которой я не знал и которую в первый раз увидел только три-четыре часа назад. Она была мягкая и нежная, дышала ровно, как ребенок, немного поерзывая во сне. В вагонные окна были видны огоньки каких-то поселков, время от времени, по глазам бил свет от встречных локомотивов. Мы ехали домой вместе.
Уже проехали Бологое – половину дороги, потом Лихославль, и тогда я почувствовал, что начинаю засыпать. Я прижал ее покрепче, посадив на колени, пололил свое лицо на ее волосы и заснул. Что меня поразило – это необыкновенная мягкость и шелковистость ее волос. Чисто как пух они были легки и невесомы. Прикосновение к ним было чрезвычайно приятным. Никогда в жизни я не встречал больше таких необыкновенных волос. В таком прекрасном настроении я уснул.
Проснулись мы на Ленинградском вокзале, в обнимку под одной курткой. Окружающие нас супружеские пары, глядели завистливо-осуждающе. То есть в глубине души они завидовали нашей молодости, нашей неожиданной счастливой встрече, но, не хотели признаться себе в том, что в их жизни ни то что не было ничего подобного, а просто ничего не было и уже, учитывая их возраст, никогда не будет. Мы, не обращая внимания ни на кого, вышли из вагона и направились к метро. И только тут мы вспомнили, что даже не знаем как друг друга зовут. Интересно...
Ее звали Ирина… красивое имя… наверное самое красивое имя на свете…
Романтическая встреча не закончилась обоюдным счастьем – она оказалась старше меня на восемь дет. Эта разница пугала ее и стесняла меня, поскольку иногда я, в ее присутствии, чувствовал себя таким же мальчишкой, как ее семилетний сын. Повстречавшись полгода, мы расстались. Я не хотел ее терять, но она мне напомнила о разнице в возрасте и темпераментах, что когда ей будет уже 50, мне только 42. И все равно – это были счастливейшие месяцы моей жизни. Много было и веселого и грустного. И, вероятно, я бы остался с ней, не почувствуй, что за ней ухаживает сорокалетний мужчина.
Наверное они были счастливы вместе? Надеюсь. Но через одиннадцать лет он умер… она овдовела… Прошло еще два года и мне было 38, а ей уже 46, когда я встретил ее на улице. Я не узнал ее сначала и прошел мимо, но потом почувствовал сердцем, забыв обо всем, о жене, которая шла рядом, о прохожих, которым перегородил дорогу, долго смотрел ей вслед… хорошо, что она не обернулась – я бы кинулся к ней…
Как вышло, так и вышло – хорошо или плохо – пусть судит Господь. Главное – эта самая счастливая, самая романтическая ночь была и у меня и у Ирины.
Не важно много ли счастья было или мало, главное – что оно БЫЛО!
Свободное копирование
