Некрасов поехал в город по делам журнала и, вернувшись на дачу, предупредил меня, что к завтрашнему обеду приедут несколько сотрудников. В числе приехавших на другой день гостей находился и Добролюбов.
За обедом Григорович потешал всех рассказами о литературных приживальщиках графа Кушелева, около которого они увивались и бесцеремонно тащили с него деньги; особенно комически передавал он сцены, происходившие между этими приживальщиками и Дюма, когда последний гостил у Кушелева.
Я иногда посматривала на Добролюбова, желая знать, какое впечатление на него производят разговоры, но ничего не могла подметить на его серьезном и спокойном лице.
После обеда я ушла в свою комнату. Через час вошел ко мне Панаев и сказал, что все отправляются гулять, а Добролюбов отказался идти.
- Неловко! человек приехал в первый раз - и оставить его одного... пожалуйста, займи его! - прибавил он.
Но я отказалась наотрез, сказав, что с меня достаточно общества и старых литераторов, а с новыми я не намерена знакомиться.
- Однако как же его одного оставить? Некрасов, может быть, не скоро проснется, что же он будет делать?
- Уговори его идти вместе с вами, а я не желаю беседовать с ним.
Панаев ушел, а я, увидав из окна своей комнаты, что все, в том числе и Добролюбов, отправились на прогулку, вышла в сад и села читать на скамейку у дома. Вдруг, к крайней моей досаде, я увидала Добролюбова, идущего ко мне. Он объяснил, что вернулся назад, потому что не любит больших прогулок; да притом же ему скучно в обществе людей, которых он мало знает.
- Я думаю, и им приятнее быть в своей компании, - сказал Добролюбов и спросил меня: - А вы отчего не пошли на прогулку?
- Вам скучно находиться в обществе людей, которых вы мало знаете, а мне оттого, что я давно их знаю, - отвечала я.
Добролюбов на это сказал мне:
- Я заметил, что вы ни с кем не разговаривали весь обед.
- Я так давно знаю всех обедавших, что мне не о чем с ними разговаривать.
- Мне интересно знать, что за личность Дюма? Он ведь у вас часто бывал?
- Интересного ничего не могу сообщить о нем.
- Однако какое он сделал на вас впечатление?
- Он произвел на меня одно впечатление, что у него большой аппетит и что он храбрый человек.
- В чем он проявил свою храбрость?
- Ел по две тарелки ботвиньи, жареные грибы, пироги, поросенка с кашей, - все зараз! На это надо иметь большую храбрость, особенно иностранцу, отроду не пробовавшему таких блюд...
После некоторого молчания Добролюбов удивил меня, сказав:
- А знаете ли - вы отчасти способствовали моему сотрудничеству в "Современнике".
- Это каким образом?! - воскликнула я.
- Понятно, это было так давно, что вы и забыли, но я отлично все помню, потому что это было мое первое посещение редакции. Я прислал свою рукопись с письмом на имя Ивана Ивановича Панаева и пришел за ответом. Он возвратил мою рукопись с наставлением: лучше прилежнее готовить свои уроки, чем тратить бесполезно время на сочинение повестей.
- Так это были вы - тот самый юноша в мундирчике какого-то казенного заведения, который, выйдя из кабинета Панаева, не знал, как ему уйти из передней. Мне тогда стало жаль вас; я догадалась, что, вероятно, Панаев слишком резко высказал нелестное мнение о вашем произведении, и поспешила к вам на помощь. Я взяла у вас рукопись, сказав, что передам ее Некрасову, которого теперь нет дома, а чтобы вы зашли за ответом через несколько дней... Видите, я тоже отлично все помню, но только никак не догадывалась, когда в прошлом году увидала вас в редакции и меня познакомили с вами, что вы тот самый юноша, от которого я взяла рукопись, потому что вы показались мне уже человеком лет 26-ти; впрочем, я ведь только минуту и видела вас!.. Значит, я была покровительницей при вашем вступлении на литературное поприще? - прибавила я с шутливой важностью.
- Конечно, - отвечал Добролюбов, улыбаясь,- вы имеете полное право считать себя моей покровительницей.
В эту минуту в сад пришел Некрасов и завел разговор с Добролюбовым о составе следующего номера журнала, а я отправилась распорядиться, чтобы подали чай.
