15 ноября 1843 года
Начальница Смольного монастыря пригласила меня сегодня к обедне в свою церковь, где должен служить митрополит. Я был. Давно не видал я архиерейской службы. Первое впечатление поразительно: в ней род какого-то драматического величия. Потом становится монотонно. Особенно утомляют бесконечные ектений. О рабская Византия! Ты сообщила нам религию невольников! Проклятие на тебя! В самом деле, все, что есть самого великого в христианстве, тонет в этом позолоченном хламе форм, которые деспоты придумали, чтобы самой молитве преградить путь к Богу. Везде они -- и они! Нет народа, нет идеи, всеобщего равенства! Иерархия подавляющая, пышность ослепительная, чтобы отвести глаза, отуманить умы, -- все, кроме христианской простоты и человечности.
Митрополит Антоний -- добрый старик. В выговоре его малороссийское произношение, а в физиономии его что-то добродушно-пошлое. Это добрый сельский священник, по-видимому готовый побалагурить и повеселиться. Протодьякон -- гигант, геркулес, едун. Впрочем, завтракали очень умеренно. Вероятно, эконом положил половину завтрака к себе в карман. Потом девицы тешили преосвященного игрою на фортепиано и в заключение поднесли ему ковер своей работы. Меня мои ученицы засыпали упреками и сожалениями, что я их покидаю.