26 июня 1826 года
Два дня на этой неделе я провел с редким удовольствием. В четверг, по окончании лекций, в 12 часов, я с двумя ближайшими из моих товарищей, Михайловым и Делем, отправился на дачу, за Лесной корпус, к третьему, студенту же, Армстронгу. Он был именинник, и мы дали ему слово провести этот день с ним. Шли мы туда в отличном настроении духа. Между нами не прерывалась одушевленная беседа. Мы говорили о разных отвлеченных предметах с полным сочувствием и гармонией в мыслях и не заметили, как очутились у порога дачи, где были радушно встречены семейством Армстронга. Нас уже ожидал сытный обед. Усталые от продолжительного пути и сердечных излияний, мы быстро уничтожили его. После обеда настали сельские удовольствия: мы бегали, шутили, смеялись, катались в лодке между хорошенькими островками на пруду. Михайлов превзошел сам себя в остроумии. Немного спустя к нам присоединились еще два товарища, студенты математического факультета. Общество наше сделалось шумнее, но менее приятно. Гармония была нарушена, и я ушел в себя.
Вечером все уехали. Я остался один с Армстронгом. Мы вышли в поле. Солнце в виде раскаленного шара спускалось на горизонте; лес подергивался туманом; предметы вдали постепенно исчезали, и звуки дневной суеты замирали. Люблю я эту торжественную тишину прекрасной летней ночи: она всегда отрадно, успокоительно на меня действует. Давно уже не наслаждался я близостью природы. Летние вечера для меня ничем не отличаются от зимних в душном каменном Петербурге. Они и в то, и в другое время года ознаменовываются для меня единственно необходимостью сходить вниз пить чай. Чистый, благорастворенный воздух давно не освежал моей крови, и я с жадностью глотал его. Запах молодых березок не может сравниться ни с каким ароматом, веющим от наших модниц и модников.
Долго бродили мы без цели и плана, забыв о лекциях и ежедневных заботах, не поминая прошлого, не думая о будущем, довольные собою и всем миром. Нечасто удается мне до такой степени забываться в настоящем, но чем реже такие минуты, тем глубже от них след...
Домой мы пришли после одиннадцати. Нам подали ужин: кусок холодного жаркого и горшок кислого молока, называемого простоквашею. Последняя мне пришлась особенно по вкусу: она напомнила мне домашние ужины и обеды, где молоко в разных видах всегда играло главную роль. Мать моего товарища была так ласкова, приветлива, даже нежна, что я чувствовал себя совершенно легко и свободно. Тихий, здоровый сон заключил этот приятный день, какого я уже давно-давно не испытывал.
На следующее утро, тотчас после чаю, мы опять отправились бродить по окружным полям. К нам присоединился товарищ Чивилев, общество которого нам было приятно и не внесло, по-вчерашнему, разлада в мое праздничное настроение духа. Итак, весь день опять прошел в прогулках. Вечером мы ходили пить чай в маленькую деревушку верстах в двух от дачи Армстронга. В поле у стройной березы, под синим шатром неба, был поставлен столик: мы уселись вокруг, и время пролетело незаметно в оживленной беседе. Солнце, склоняясь к западу, наконец напомнило нам, что пора и домой.
На другой день, после утреннего чая, я вместе с Чивилевым отправился в Петербург пешком же. Госпожа Штерич встретила меня ласково, заметила, что соскучилась без меня, и прибавила, что через четыре дня уезжает в Москву... У нас начались каникулы, но дела пропасть. Надо привести в порядок одни лекции и составить другие, например по богословию и истории философии. А тут еще французский и латинский языки...