Отдел рукописей занимал тогда левое (если смотреть с Моховой) крыло Пашкова дома. Вход в отдел был из вестибюля, а вход в вестибюль со двора, выходившего в переулок, называвшийся тогда улицей Маркса и Энгельса. Во дворе (точнее, в саду) летом была клумба, вокруг нее скамейки, а в кустах справа и слева от них - скифские бабы, поставленные там еще при основании Румянцевского музея.
Из вестибюля лестница вела наверх, в Общий читальный зал, куда записывали всех по паспорту, без всяких ограничений, и где занимались, главным образом, студенты. Там провела свои студенческие годы и я.
Слева от лестницы и был всегда запертый вход в Отдел рукописей, а рядом - открытый вход в анфиладу, шедшую вдоль всего фасада первого этажа. Там размещались тогда каталоги ОПБ (подсобной библиотеки Общего читального зала, по составу и объему литературы вполне удовлетворявшей преобладающую часть запросов читателей этого зала). В правом крыле располагалось справочно-библиографическое бюро этого же зала. На второй этаж правого крыла вела винтовая лестница -в помещение из двух комнат, тоже принадлежавшее Отделу рукописей. Некогда в нем находилась музейная «Комната людей сороковых годов». Потом ее расформировали, помещение отдали отделу, а название помещения «Сороковые годы» сохранилось. Так, когда искали кого-либо из наших сотрудников, можно было услышать в ответ: «Она ушла в сороковые», и все понимали, что это значит.
Но основные помещения отдела, как уже сказано, находились в левом крыле здания. Позвонив в звонок у запертой двери с табличкой «Отдел рукописей», посетитель через некоторое время слышал приближающиеся шаги. Дверь открывалась, и читатель входил, предъявив свой билет или пропуск, полученный на основании заказа отдела в бюро пропусков на Моховой. Посетитель оказывался в так называемой проходной комнате.
На самом деле здесь располагалось основное хранилище отдела, занимавшее две большие комнаты со стеллажами. В первой из них и был проход мимо отгороженных фанерной стенкой стеллажей. С нормальной точки зрения архивиста, невозможно понять, как в таком всем доступном и пожароопасном помещении могли хранить бесценные документы и рукописи. И как можно водить посетителей через хранилище? Потом я приложила немало труда, чтобы все это изменить. Но тогда было именно так. Во второй, все-таки несколько изолированной комнате, хранились самые ценные фонды. Там стоял и темный полированный шкафчик, в котором когда-то Александр Александрович Пушкин привез в Румянцевский музей архив отца, впоследствии переданный в Пушкинский дом. Мы потом отдали шкафчик А.З. Крейну, когда он создавал свой Пушкинский музей на Кропоткинской.
Пройдя проходную, посетитель через коридор (дверь проходной снова запиралась с обеих сторон) направлялся в основные помещения отдела.
На первом этаже к ним относились комната хранителей и — за ней — читальный зал на 20 мест. Оба помещения принадлежали отделу с момента основания в 1862 году в доме Пашкова Румянцевского музея, были обшиты по стенам большими застекленными, запиравшимися шкафами и, таким образом, выполняли и функции хранилища. Гарантии сохранности в таких условиях были сомнительны. Более того: в комнате хранителей столы всегда были завалены рукописными книгами и обложками с архивными документами. Хранители оформляли выдачу и сброску, ходили взад и вперед по всему отделу, постоянно оставляя эти груды материалов без присмотра. А читатели шли через эту комнату в зал и из зала, да и просто, желая сделать перерыв в занятиях, выходили сюда, чтобы отдохнуть и побеседовать.
Самое поразительное, что ничего при этом не пропадало.