Зимой я съездила к Даниной жене Ольге, которая, как и другие жены деятелей Союза композиторов, жила в совхозе, километрах в ста от Свердловска. Даня, сначала, как и все, ушедший в ополчение, скоро был отозван оттуда, но оставался еще в Москве и в письмах просил меня посмотреть своими глазами, как они живут.
Совхоз находился в нескольких километрах от железнодорожной станции, и к нему через лес протоптали довольно широкую тропу, так что идти было нетрудно. Когда я приехала на станцию, было уже светло, к совхозу шли люди, и я добралась легко. Мне очень обрадовались, накормили обедом, собрались знакомые — получилось что-то вроде праздника. Но меня еще засветло начали торопить отправляться в обратный путь. А я все медлила, рассматривала новые Шуркины рисунки—он проявлял признаки необыкновенной одаренности, — и вышла в дорогу все-таки в темноте (днем, конечно, но зимой ведь темнеет рано). В морозной тьме, только под луной, я почти бегом пробежала эти несколько километров. Но идти страшно не было: справа и слева все время виднелись огоньки, и я думала, что на самом деле здесь близко деревни, а не только этот совхоз, как мне показалось днем. Наконец я ворвалась в свет и тепло битком набитого народом маленького станционного домика и очень удивилась, заметив, что на меня смотрят как на привидение. Там были и знакомые лица из совхоза.
- Откуда вы взялись? - спросили меня.
- Из совхоза, - ответила я, недоумевая.
- Вы что, сейчас прошли одна через лес? - продолжали у меня допытываться.
- Да, а что?
- А огоньки вдалеке видели? - спросил наконец один из моих собеседников.
- Ну, видела.
- Счастлив же ваш бог! - сказал он. - Ведь это волки! Здесь никто в темноте не ходит. Как это Ольга вас отпустила?
Тут только я смертельно перепугалась и дрожала в поезде до самого города.
Вскоре приехал Даня, получил жилье в городе и перевез свою семью.