Смена следователя - 1

С первым следователем мне пришлось быть всего лишь несколько дней, а потом он передал меня другому следователю, причем прежде чем передать он меня предупредил вот мол «другой следователь с тобой будет обращаться не так как я, более суровее, так что во избежание будущих неприятностей лучше тебе сознаться мне во всех твоих прегрешениях совершенных против Родины.

- Я ему ответил, что – за мной нет ни каких прегрешений перед своей Родиной и Коммунистической партией, так что мне перед вами и сознаваться, то не в чем.

Наступило Первое Мая, пролетарский праздник труда. Весь Советский народ радостно и торжественно его встречает и проводит, а мне грустно, грустно

Думаю, как то этот радостный день проводят мои родные, но им вероятно тоже не до веселья, так оно и было в действительности…

Вот уже прошло 4 дня, а меня к следователю не вызывают, но откровенно говоря, я об этом не печалюсь. В течение этих 4-х дней я имел возможность спокойно спать ночи, ни кто меня не беспокоил, но это спокойствие скоро нарушилось

5-го мая в 10 часов утра меня вызвали к следователю. Я пришел в кабинет следователя и вижу за столом следователя сидят два молодых человека, мой следователь в штатской одежде, а другой – военной форме, на погонах (в петлицах) у него было три кубика (военюрист); этот молодой человек оказался мой будущий  следователь.

При входе я с ними поздоровался и они на мое приветствие ответили приветствием.

Через несколько минут мой старый следователь покинул кабинет и я остался с новым следователем.

В течение примерно двух-трех суток новый следователь не задавал мне ни каких вопросов, а лишь знакомил с правами подследственного и, как он должен себя вести. Причем он очень часто оперировал словами великого гуманиста Максима Горького «Если враг не сдается, то его уничтожают».

Вероятно эти слова великого гуманиста очень понравились следователю, так как он их очень часто употреблял в течение всего следствия.

На эти слова я ему отвечал, что «формулировка Горькова (здесь и далее - орфография и пунктуация автора) вероятно относится действительно к врагам народа и её к ним применять надо, но я ведь не враг народа, а лишь вы хотите искусственным путем из меня сделать врага народа, но вам этого сделать не удастся…»

Кончились дни знакомства со следователем, а потом потянулись беспросветные – мучительные дни и ночи, которые продолжались до 29 июня 1941 года.

Выше уже было отмечено, что следствие мне предъявило чудовищное обвинение «Измена Родине», а отсюда вытекает и … «Предательство своей коммунистической партии».

Против такого нелепова обвинения я категорически возражал и со своей стороны просил следователя, что бы он мне конкретно предъявил хотя бы на какой либо незначительный факт из моей жизни, на основе, которого хотя бы в малой степени можно было, хоть косвенно «пристегнуть» мне «Измену Родине».

Но следователь, при всем ко мне пристрастие, не мог привести: не письменного, ни устного факта, так как такового в природе не существовало.

По данному вопросу от следователя не однократно я слышал ответ, «вы сами расскажите, за этим столом все подпишите, что нам надо»…

Я ему ответил, что

- этого быть не может! и такого документа я вам не подпишу.

- может быть я подпишу нужные вам показания, тогда, когда вы меня доведете до без сознательного состояния, возьмете мою руку, вставите между пальцами ручку и будите её водить по бумаге»…

На это следователь мне цинично ответил «Да мы такое делаем».

Ведение следствия велось самыми жесткими и недозволенными методом…

Следственные и прокурорские органы в то время находились в руках заядлых врагов народа и партии, в лице заклятого врага советской власти, империалистического наймита Берия и его ближайших сообщников Рюмина, Абакумова и множества исполнителей их гнусных дел; все велось к тому, чтобы заставить меня подписать им нужный неразборчиво материал.

Ежедневно, кроме воскресенья следствие начиналось с 10 часов утра и продолжалось до 5 – 6 часов вечера и возобновлялось в тот же день, с 10 часов вечера и продолжалось до 6 часов утра следующего дня.

Следовательно следствие работало по 16 – 20 часов в сутки.

И вот, этот садиский метод следствия продолжался с 10 часов утра Понедельника и заканчивался в 6 часов утра Воскресенья.

В следствие этого мне приходилось спать одну ночь в неделю, с Воскресенья на понедельник.

В остальные дни недели приходилось так, только что после вечерней поверки разберешь постель, разденешься и ляжешь, не успеешь сомкнуть свои очи и подумаешь может быть сегодня не вызовут?

Ан слышишь по коридору шаги солдат, вот шаги конвоя у нашей камеры; может быть это идут в соседнюю камеру?

Нет, остановившись у нашей двери, слышишь звук ключей и лязг отпираемого замка. Открывается дверь, в камеру входит солдат и тихо называет твою фамилию.

И так не охота вставать, только что в постели согрелся, а тут вставай и так бы во всю мочь своего голоса и закричал бы Не пойду!

Но что поделаешь раз попал в лапы «палачей», так и подчиняйся им…

Быстро встаешь, одеваешься и тебя ведут два солдата, с руками назад в следственный корпус , сдают под расписку дежурному, с указанием время сдачи.

В переди снова бессонная, мучительная ночь…

Ранним утром снова тебя два солдата берут и приводят в камеру.

Лишь только разденешься, ляжешь в постель, не успеешь сомкнуть глаз, как объявляют подъем.

И вот так изо дня в день…

Мои товарищи по камере неоднократно говорили «Подпишите, все то что надо следователю и тогда, мол прекратиться все ваши мучения. Иначе они вас доведут до могилы».

И сами рассказывали, что с ними проделывали следователи во время их следствия, как их ставили к стене и заставляли стоять несколько часов, сажали в холодный карцер и занимались рукоприкладством.

Откровенно говоря я из словам не верил и считал, что это ни что иное, как злостная провокация и злостная клевета на советских следователей, в особенности не верил словам поляка.

Я не допускал мысли, чтобы Советский следователь мог применять меры насилия, с применением физического воздействия над беззащитными политическими подследственными.

Я не допускал мысли, что мой следователь, член партии дойдет до такой низости и позволит применить ко мне физическое воздействие и иные недозволенные методы следствия…

Время шло и, как оно медленно двигалось, следствие продолжалось тем же порядком…

Как только наступало воскресное утро, следователь довольно резко приступал ко мне с одним и тем же вопросом

- Ну расскажите, как вы докатились до измены Родине?

Ответ – Изменником Родины я не был, не есть и не буду!

После моего ответа следователь даст мне протокол, я его подписываю, он вызывает двоих солдат и они меня с руками назад ведут в камеру.

В течение недели следователь задавал довольно много разнообразных вопросов.

Он интересовался с кем я дружил в бытность мою на КВЖД (На КВЖД дедушка работал, с небольшим перерывом, с 1929 по 1935 годы, коммерческим агентом, зав. опытным полем и исполняющим обязанности начальника земельного отдела), с кем и когда я выпил рюмку водки и где они находятся в настоящее врем?

Я очень добросовестно, без утайки старался вспомнить всех моих знакомых, их фамилии, у кого и сколько раз был в гостях и они у меня.

Дедушкин список: