7 сентября
Ездила к тете Лейле домой, но не застала ее.
Как-то тетя Лейла сказала, что я могу собрать яблоки в заброшенном саду рядом с частным домом ее друзей. Я пришла с ведром и полезла на дерево. Яблоки были не очень вкусными, но из них можно было сварить компот и пить его — какие-никакие, а витамины. Но меня смущал запах... покойника.
Оглядевшись по сторонам, я увидела, что рядом на покореженном и частично пробитом снарядами чердаке частного дома лежит мертвец в военной одежде. Он наполовину истлел и был страшен. От него-то и шел этот запах...
Вначале я решила, что сейчас убегу. Спрыгну кубарем с дерева и просто убегу. Даже представила себе, как это сделаю: увидела свой побег в деталях, словно это было кино в моем воображении. Но потом взяла себя в руки, поняла, что ничего плохого умерший человек сделать мне не может, гораздо страшнее — живые. Они пытают, убивают и зверствуют. Мертвые не делают вреда.
«Зеленые жесткие яблоки помогут выжить. Они не виноваты, что людей поглотила война...», — подумалось мне, и я собрала яблоки со всех веток.
Помолилась за душу несчастного и ушла.
Людей в том дворе нет.
Никто там не живет.
И покойника который год не хоронят...
Что будет с моей родной газетой «Молодость», неизвестно. Раньше все газеты подчинялись Министерству печати, где всем заправлял Гантамиров, тот самый «знаменитый» сторонник Москвы.
Теперь все захватили люди Ахмата Кадырова. Они в черных майках, на которых изображен их лидер, и с автоматами в руках.
Гантамиров убежал из Министерства печати, когда они туда ворвались.
Все газеты боятся: не знают, кого новая власть пощадит, а кого закроют.
Новое войско — «кадыровцы», — так их тут называют, состоит из сельских крепких парней-бородачей с автоматами, которые совершенно неуправляемые и ничего не боятся.
Один из представителей новой власти, с автоматом в руках, перегородил мне вход в газету «Молодость» и не давал пройти. Увещевания не помогали ни на русском, ни на чеченском языке. Он меня не отпускал, говоря, что я с ним сейчас куда-то отправлюсь... Ни мой совершено скромный вид в длинных одеждах, ни большой платок на голове не произвели на человека с автоматом никакого впечатления.
Местные милиционеры, охраняющие проспект города, предусмотрительно отвернулись, а сотрудники моей газеты еще и шторку задернули на окне, всем своим видом показывая лояльность к новой власти.
Выручил меня взрослый мужчина, давний работник Министерства по имени Муса. Я немного знаю его, так как помогала ему редактировать стихи. Муса сказал, что я — дочь его брата, и мне немедленно пора домой.
— Ах ты, бездельница! — нарочно громким голосом закричал Муса. — Где ты ходишь?! Немедленно иди домой, лентяйка! Я скажу брату, какая его дочка непослушная...
И пока кадыровец ошарашенно таращил глаза, Муса, подхватив меня за локоть и громко выкрикивая на чеченском языке нотации, сумел увести меня за угол дома, откуда мы припустились бежать, как зайцы. Кадыровец был гораздо младше и, несмотря на свою наглость, воспитан по-восточному. Поэтому старшему человеку уступил. Не стал нас преследовать.
Как я была благодарна Мусе! Он проводил меня до автобусной остановки, и предупредил, чтобы я была осторожнее.
Свободное копирование
